Кроме ножа, на столе были еще два зайца. Один лежал плашмя, второй сидел в клетке. Не кролики – на вид дикие зайцы. Маленькие беговые механизмы, длинноногие, с узкими длинными телами.
Из трех зверьков один лишился шкурки и жизни, но два еще дышали, красновато-бурый мех вздрагивал. Тот, что был ближе к старику, раздувал ноздри.
Старик взял нож и срезал шкуру с передней лапы. Мех свободно отстал.
Эти двое могли быть мужем и женой – или родственниками. Старик выглядел старше, более продубленным. На его носу теснилось созвездие старческих пятен.
– Викерс здесь? – спросил я.
Он не поднял взгляда от работы, просто махнул окровавленной рукой. Только тогда я увидел тропинку.
Мы прошли по ней по склону и нашли Викерс у прудика, собравшегося в ложбине между холмами. У воды было прохладнее.
– Добрались, значит, – сказала она, подняв на нас светло-зеленые глаза.
Выглядела она ужасно. Опрятная прежде одежда в лохмотьях, в крови. Волосы запеклись колтунами. В руке она сжимала что-то темное и красное: что – я не разобрал.
Мерси упала рядом с ней на колени.
– Ты ранена.
Викерс словно не слышала.
– Без Хеннинга, – заметила она. – Он, значит, мертв.
Это не было вопросом.
Мерси кивнула.
Викерс прикрыла глаза, склонила голову. А когда подняла лицо, ее взгляд обратился ко мне.
– Теперь вам вдвоем справляться, – сказала она.
– И с тобой, – добавила Мерси.
Викерс мотнула головой. Хотела улыбнуться, но на ее окровавленном лице получилось что-то жуткое.
– Меня тоже можно списать. – Она села прямо, поморщилась от боли. Закашлялась в пропитанный кровью рукав. – Ищейки бегают быстро. Адские бестии. Как вы ушли?
– По приливным равнинам, – объяснил я. – Повезло.
Она снова кивнула, раскрыла ладонь – в ней лежала заячья лапка, вымазанная красным. Викерс перехватила мой взгляд.
– Подарок. Сказали, на счастье. – Она улыбнулась. – Хотя зайцу не повезло. Ты не думаешь, что за всякую удачу надо платить?
– Мы сами создаем себе удачу, – возразил я.
Викерс снова попыталась улыбнуться.
– Чистая правда. Создаем. – Она кивнула на трейлер, у которого стоял теперь старик. – Вот он и создает.
Нож отрубил зайцу лапу.
Викерс протянула ко мне ладонь с кусочком меха. С невысохшей кровью.
– Ну, – поторопила она, – бери. Либо ты заяц, либо у тебя его лапка.
Я взял. Она была тяжелее, чем выглядела.
– Ну-ка, помогите встать, – распорядилась Викерс. – Хватит мне тут валяться.
* * *
Мы с Мерси подняли ее на ноги, и Викерс заковыляла к вершине холма.
– Хорошее место, – сказала она, указывая на тень под коренастым деревом. Мы опустили ее наземь, Мерси села рядом. Трава, высокая и жесткая, тем не менее клонилась под ветром.
До стариков отсюда было двадцать ярдов. Мужчина все занимался зайцем. Еще удар ножа – и он скинул тушку в пятигалонное ведро, стоявшее у него под ногами. Утер тыльной стороной ладони лоб, и под линией волос осталась кровавая полоса.
– Ты тяжело ранена? – спросила Мерси.
– Достаточно тяжело, – ответила Викерс. Она отвела полу пиджака. Блуза под ним была вся в крови. Страшная рана. Я разглядел под порванной кожей белую кость ребра. Викерс опять закашлялась, и на подбородок пролилась свежая кровь. – Уже не просто тяжело.
– Мы отвезем тебя в больницу.
– Думаю, слишком поздно. – Она покачала головой.
Старик в двадцати ярдах от нас положил на стол второго зайца, распластал его перед собой. Мех подергивался, ноздри раздувались, но зверек не пытался бежать. В его больших круглых глазах не было страха. Поглаживая его одной рукой, старик другой поднял нож.
– Все мы видим то, что хотим увидеть, – заговорила Викерс, глядя на старика. – Видит ли животное нож мясника? Зачем ему это видеть? Он мог бы сейчас сбежать и до конца жизни рассказывать о чудесном спасении. Из этого рассказа могла бы вырасти легенда. Миф о жестоком боге с ножом в руке.
– Давай мы хоть под крышу тебя заберем, – перебила Мерси.
– Мне здесь хорошо, – ответила Викерс.
Старик с силой опустил нож – он воткнулся не в зайца, а в дерево.
Зверек дрогнул усиками. Он словно подобрался, натянулся как лук, напряг мускулы – и вдруг выстрелил, выбросив себя со стола одним мощным прыжком. Уже на бегу коснулся земли, перескочил куст и скрылся.
Мясницкий нож поблескивал в голом, выбеленном солнцем столе. Старик смотрел вслед зайцу.
– Что-то берешь, что-то отдаешь взамен, – говорила Викерс. – Может быть, завтра он попадется охотнику, но сегодня он унес лапы и чудесную историю. – Она обернулась к нам. – А что до меня, моя удача иссякла.
Я присмотрелся к ней. Бледное, восковое лицо. Поверхностное дыхание.
– В больнице есть лекарства, – сказал я. – Они могут спасти вас.
– Мне сейчас нужно одно лекарство – то, что поднимает мертвых. У вас такое есть?
– Я в последнее время забросил вуду.
Она улыбнулась.
– Тогда нам, похоже, конец. – Викерс надолго замолчала. – Не хочется умирать, но у меня нет выбора. Вы много видели там, в лагере?
– Достаточно.
– Хорошо. Значит, знаете, с чем сражаетесь.
– Да ведь я не знаю, – возразил я. – Толком не знаю.
– Он убил Боаза, – вставила Мерси.
Викерс взглянула на меня, не скрыв удивления.
– А говорят, век чудес миновал.
Улыбка перешла в приступ кашля.
Мерси тронула ее лоб ладонью.
– Она горит. Попробуем остудить.
Я спустился к пруду и набрал в ладони воды. Донес ее на пригорок и поднял руки над головой Викерс, капая ей на волосы.
Она повернула лицо навстречу воде, так что капли, стекая, промыли в крови чистые полоски.
– Настают последние дни, – сказала она. – Мир скособочился.
– Брайтон сказал, что я разбил мир.
– Да, разбил. – Голос Викерс сорвался. – Даже здесь чувствуется – он теперь лишен цели.
– Какой цели?
– Целью этого мира было то же, что у всякого другого. Создать следующий.
Она попробовала сесть прямо.
– Вообразите: миры в мирах, бессчетные как звезды. И все же боги сражаются здесь, и здесь они умирают. Спросите себя почему? Зачем они пришли? За что сражаются?
