По всей планете малый, но заметный процент населения испустил последний вздох. Статистики еще спорили над пиком кривой – на сколько смертей больше нормы случилось в тот день.
Я знал, что на кривой присутствует еще одна аномалия, но ее пока не заметили. Пока. Среди умерших не было ученых.
«Если набор случайный, почему никто из нас?» – спросил я у Сатвика.
«Зачем элементу недетерминированной системы становиться ученым?»
И еще кое-что я знал наверняка.
Воспроизвести работу Сатвика не удастся. Ученые не найдут ни одного человека, не вызывающего коллапса. Они не отыщут тех, кого нашел Сатвик. Доказательства исчезли. Просто одним невоспроизводимым экспериментом больше.
От края прибоя я дюжину ярдов гнался за отступающей волной, утекающей в море, а потом покрепче уперся ногами и пригнулся против ветра, вглядываясь в океан.
Мерси умерла. Хотя на поиск доказательств ушли недели. Веб-сайт, посвященный опознанию покойных. Люди без документов. «Джоны Доу»
[5]. И еще одна жертва среди них. Полиция нашла тело, выброшенное волнами на берег.
Я вспоминал слова Викерс. Они ничего не видят, потому что внутри у них нет точки, с которой можно смотреть. Мерси была из обреченных с самого начала. Обреченных на что? Сражаться против Брайтона? В некотором смысле ее вовсе не существовало. Не было в реальности.
Волна добежала до меня, промочила ноги и покатилась дальше, на берег, оставив меня на глубине по щиколотку. Всегда здесь была холодная вода.
Я сделал глоток из бутылки и достал из кармана свитера пистолет. Тяжелое черное оружие. На боку маленькие выпуклые буквы: «ругер». Я, в том или ином смысле, носил этот пистолет с собой с того дня, как он выстрелил на той самой стоянке, где осталась сейчас моя машина.
Я подумал об отце и об океане. Волна моего имени. Я представил, будто уплываю так далеко, что не видно земли. Только голубая волна.
Ветер набирал силу – я пошатнулся. Дождался следующей волны и шагнул в нее глубже, по колено. Взглянул на оттягивавший руку пистолет.
Взгляд на импликат.
И забросил его так далеко, как сумел.
Эпилог
Я прохожу через кабинет и выглядываю в окно. Новый склад строят на месте старого, но чиновники приняли решение сменить название. Прежнее отправлено в отставку, как состарившийся жокей. Новое здание вместо С отметят на плане территории как Х, и администрация надеется, что это принесет ему удачу.
Я две недели как вернулся к работе, влился в коллектив. На моем столе значок от АА
[6] – один месяц. Месяц как я не пью. Иногда мы с Забивалой в обеденный перерыв играем в баскетбол.
Он тоже вернулся к своим лягушкам и выглядит счастливым. События прошлого остались в прошлом. Пожар внушил управлению новый взгляд на систему безопасности: ворота теперь стерегут вооруженные охранники. А многие лаборатории задумались, благоразумно ли доводить людей до желания устроить вам поджог. Говоря о будущем в изучении квантового сознания, используют иногда термин: «замораживающий эффект». Работа, впрочем, продолжается.
Я хочу увидеть то, что видел Фейнман.
Я хочу увидеть больше него.
Иногда я заглядываю в лабораторию Забивалы и помогаю ему возиться с аквариумами. Дважды в неделю звоню сестре, и однажды под вечер мне приходит в голову мысль.
Если бы мы сами лепили свои миры, как бы выглядел мой? Может быть, как раз так.
В больнице Джереми рассказал мне, как нашли Сатвика. Погиб в автомобильной аварии. Я не успел на похороны.
Комната Джой пустует. Ее лаборатория тоже.
В первый день, как вернулся, я побывал в ее комнате, высматривая отпечатки личности. Нашел книгу со шрифтом Брайля. И музыкальную запись.
Джереми на мой вопрос, где она, ответил:
– Ушла без предварительного уведомления.
– Объяснила почему?
– Ни словом. Я надеялся, что ты мог бы что-то знать. Вы ведь были близки.
– Не так близки, как ты думаешь.
Невысказанное предположение. Ее захватил синдром. Одна из умерших. Хотя квартиру ее обыскали и ничего не нашли. Тело так и не обнаружили.
Джереми не сразу спросил меня, над чем я работаю. Выждал несколько дней. Проявил невероятную выдержку. А может, он в душе боялся услышать ответ. Когда наконец спросил, заглянув с чашкой кофе ко мне в кабинет, я ответил коротко:
– Квантовая механика.
– В каком смысле?
– Продолжаю работу, которой занимался до перехода к вам.
Он сдерживался изо всех сил. Он спрятал улыбку за чашкой кофе. Ради этого он меня нанял – сколько месяцев с тех пор прошло! Ради того, чем я боялся заняться.
Забивала, когда я рассказал об этом за обедом, выказал больше удивления:
– Почему бы вдруг?
Я подумал о лягушке в колодце. Чем больше изучаешь квантовую механику, тем меньше веришь.
Ты смеешься. Над чем ты смеешься?
Вот в чем дело. Вот что переменилось.
Я поверил в мир. Но теперь знал, что он – не единственный.
* * *
После обеда я вернулся к себе и уставился на доску для маркера.
Я стал выписывать формулу. Ту же, что прежде. Ту, что не сумел закончить. Ту, которая погнала меня прочь, обратно в Бостон, к холодной воде.
С левой руки, как нитки с катушки, разматывались символы. Их непререкаемая логика выстраивалась подобно башне. Все выше и выше. Заложенный мной фундамент был красив.
Маркер задержался. Я подошел к месту, над которым застрял тогда. Где кончалось изведанное и начиналась неизвестность.
Я уставился на доску, но в этот раз вышло иначе. Легчайший сдвиг – и я увидел путь вперед.
Поначалу узкий, как луч света из-под двери.
В какой-то момент я почти увидел себя в больничной пижаме, царапающим стену черным «волшебным маркером».
Но я отбросил эту мысль и уставился на доску.
А потом я понял, что делать дальше. Увидел ясно, как светящийся след, который вел меня через темноту.
И я стал писать.
Библиография
Aczel, Amir. The Jesuit and the Skull. 2007.
Bohm, David. Quantum Theory. 1951.
Bohr, Niels. Niel’s Bohr’s Philosophy of Physics. 1987.
Bostrom, Nick. «The Simulation Argument». Philisophical Quarterly 53 (2003).
