7 декабря (24 ноября) 1917 года, утро.
Одесса. Итальянский бульвар, здание ОВУ.
Генерал-лейтенант Леонтович Евгений Александрович.
Да-с, дожил я до пятидесяти пяти лет, почитай всю жизнь отдал службе царю и Отечеству, и вот оно… На старости сподобился узреть конец света и гибель всего, что было для меня свято. А что еще остается делать, если страна, любимая и Богом хранимая, еще вчера бывшая для вас раем земным, превращается в ад? Кругом хаос, беззаконие и какие-то мерзкие богопротивные хари, как у Николая Васильевича Гоголя в повести «Вий».
Все это происходило с февраля по сентябрь этого страшного 1917 года. Каждый день бедлама, называемого почему-то демократией, все больше и больше погружал Россию в хаос. Армия превратилась в какое-то стадо, агрессивное и безумное. Попытка генерала Корнилова навести хоть какой-то порядок привела к еще худшим результатам. Тогда мне казалось, что дальше уже ехать некуда. Но я ошибался.
В октябре до нас дошли вести, что в Петрограде ненавидимый всеми порядочными русскими офицерами краснобай и фигляр Керенский неожиданно подал в отставку. Новость эта вызвала у меня и моих знакомых противоречивые чувства. С одной стороны, все были лишь рады тому, что этого презираемого всеми адвокатишку пинком вышибли из Зимнего дворца. С другой стороны, перед тем как быть вышвырнутым за ненадобностью, этот шут гороховый не нашел ничего лучшего, как передать власть не кому-нибудь из достойных и ответственных людей, а мало кому известному большевику Иосифу Сталину. Нам тогда показалось, что пришел конец того, что еще оставалось от России. Теперь пробравшиеся во власть агенты Германского генштаба откроют немцам фронт, и…
А вот этого как раз и не произошло. Дальнейшие события в Петрограде повергли меня и моих друзей в полное недоумение. Мы видели вокруг себя каких-то дикарей, люмпенов, откровенных бандитов, именующих себя тут, в Одессе, большевиками. Мы видели творимые ими беззакония, грабежи, убийства, погромы. Одетые в черные тужурки и увешанные оружием дети аптекарей и торговцев с Подола, словно маньяки, требовали крови, диктатуры, «революционного насилия над эксплуататорскими классами». Между прочим, и над нами, офицерами.
Победившие же в Петрограде большевики были какими-то не такими. Если разгром немецкого десанта под Моонзундом удивил нас, привыкших к поражениям и неудачам на фронте, то Рижская виктория просто ввергла в изумление. Меньше чем за двое суток была разбита и поставлена на грань полного уничтожения сильнейшая армия Европы, которой командовали такие военные гении, как Гинденбург и Людендорф!
До нас, конечно, доходили слухи о массовом использовании броневиков и аэропланов, но не они же стали причиной такого сокрушительного поражения германцев?!
По причине резко ухудшившейся связи, Петроград для нас казался чуть ли не другой планетой, и все, что происходило там, чудилось небылицами. Так, к примеру, какой-то охотничьей байкой выглядела невероятная, но, как оказалась впоследствии, вполне достоверная история спасения царского семейства из Тобольской ссылки.
Впрочем, надо было учитывать и то, что повсюду ходили самые невероятные слухи, раздуваемые не менее невероятными статьями местных газет. В них писалось все, кроме правды. Журналисты ради того, чтобы увеличить тираж, наперебой рассказывали о творящихся в Петрограде ужасах, смакуя все новые и новые «преступления сталинских сатрапов».
Потом наступил тот день, когда мы все узнали, что заключившие мир с немцами большевики собрали нечто похожее на армию и двинулись на юг, как писали в газетах, «покорять Киев и Одессу». Мы, офицеры, приготовились драться и умирать, пусть даже и за безнадежно проигранное дело. Нам уже казалось, что сама судьба против нас. Но сдаться без боя для нас было постыдно.
А потому принесенное одним из офицеров известие о том, что нас с полковником Кисловым хочет видеть герой Брусиловского прорыва генерал-лейтенант Деникин, стало громом с ясного неба. Ходили слухи, что он, вместе с другими генералами, был растерзан в Быховской тюрьме пьяными дезертирами. Вместе с Деникиным к нам прибыл еще один «живой труп» — генерал Марков.
Эта встреча с Антоном Ивановичем и Сергеем Леонидовичем если и окончательно не вернула меня к жизни, то подарила надежду на то, что все может измениться к лучшему, причем очень быстро.
Но разговор с уважаемыми мной генералами, которые по какой-то причине сочли для себя возможным пойти на службу к новой власти, был отнюдь не главным. Совсем нет. Больше всего на меня, да и на других офицеров, произвели сопровождавшие генералов бойцы Красной гвардии. Невиданные броневики, вооруженные шестилинейными пулеметами, конечно, тоже не остались нами незамеченными. Но любое оружие без солдата — не более чем груда мертвого металла. Уж эту истину мы за время войны усвоили хорошо.
Ловкие, дисциплинированные, подтянутые солдаты были совсем не похожи на местных расхристанных красногвардейцев, и они произвели на нас самое лучшее впечатление, несмотря на неуставную форму одежды. Но в чужом монастыре чужой и устав. И кто там разберет, какая форма одежды для этой Красной гвардии уставная, а какая нет. Главное, что все прибывшие с генералами Деникиным и Марковым солдаты были обмундированы и экипированы единообразно и, несмотря на отсутствие показного чинопочитания, своим поведением создавали впечатление воинского подразделения, а не вооруженной банды.
Несомненно, что все они были русскими. И все же чувствовалась в них какая-то непохожесть, чуждость. Это особенно было заметно у тех солдат, кто оседлал броневики, словно мужики телеги. Конные на их фоне, несмотря на странные мундиры, выглядели почти обыденно.
Да-с, первое впечатление, как правило, задает тон всем последующим действиям. Так что уже готовый сорваться с моих уст упрек Антону Ивановичу и Сергею Леонидовичу в том, что они поступили неправильно, пойдя на сотрудничество с большевиками, так и остался невысказанным. И дальнейшая наша беседа развивалась вполне мирно.
Уже через полчаса мы с моими офицерами поняли, насколько заблуждались в происходящем. Конечно, мне показалось, что о чем-то господа генералы умолчали. Кое-что показалось нам невероятным, а что-то и просто невозможным. Но неисповедимы пути Господни…
Каждый офицер должен сам решить — встать ли ему на сторону новой власти, остаться ли нейтральным или занять враждебную позицию. Не знаю, как другие, но я был согласен с генералом Деникиным, ответившим полковнику Кислову на возражения против службы новой власти:
— Посадить снова на престол династию Романовых сейчас уже невозможно. Попытаться же вернуть Временное правительство господина Керенского — это просто глупо. Вожди и императоры приходят и уходят, а Россия, господа, остается. Да, есть среди нас и те, у которых во всех бедах виноваты большевики. Такие для борьбы с новой властью готовы на всё. Междоусобная война русских с русскими и помощь в ней немцев, австрийцев, англичан, французов, румын или украинских националистов для таких личностей не считается чем-то постыдным и несовместимым с честью русского офицера.
