— Но как я попаду в Константинополь?
— Я скоро отбываю на корабле. Ты поплывёшь со мной.
— Но как же Тамира? — вырвалось у него.
Она ничего не ответила. А он вдруг впервые понял, что образ Тамиры за последнее время всё дальше и дальше уходит от него, день ото дня тускнеет и его заслоняет лицо Опии, красивой, умной и опытной. Она высоко стоит над ним, знает намного больше его, может подсказать, научить в жизни и продвинуть его карьеру, сделать его жизнь новой, особенной и необыкновенной, такой, какая ему и не снилась.
Между тем пир разошёлся вовсю. Рабы стали разносить блюда из птиц: жареных голубей, воробьёв, дроздов, перепёлок, изощрённо приготовленных и приправленных оливковым маслом, уксусом и всякого рода пряностями и соусами. Появились флейтистки. Проходя между столами, они услаждали слух гостей своей игрой.
Вино лилось рекой. Кий чувствовал, что совсем захмелел. Он не отрываясь смотрел на Опию. Ему кружили голову её обвораживающие слова, он тонул в её необыкновенно красивых глазах, их томный влюблённый взгляд проникал в самое его сердце. Он гладил её волосы, шею, плечи...
Ей захотелось на вольный воздух. Они вышли на парапет, нависавший над рекой Буг. Стояла тихая летняя ночь, крупные звёзды отражались в Бугском лимане. С моря задувал прохладный ветерок, и Кий прикрыл Опию своей тогой. Она повернулась к нему лицом, обхватила его шею руками и крепко поцеловала в губы.
— Я люблю тебя, Кий, — сказала она прочувственным голосом.
Его охватил такой неудержимый восторг и такое сладостное наслаждение, что он не выдержал и стал целовать её губы, щёки, шею, грудь.
Затем они гуляли вдоль берега, и она, тесно прижавшись к нему, говорила, будто вливала в его грудь новые силы:
— Мы прибудем в Константинополь, я представлю тебя именитым патрициям, сенаторам, которые определяют политику Византийского государства. Моим первым мужем был народный трибун, вторым — сенатор, третий — из византийской знати. Я с ними сохранила дружественные отношения. Они много сделают для меня, достаточно попросить. Кроме того, есть много друзей, которые с уважением относятся ко мне, в том числе и из военных. Они быстро продвинут тебя по армейской лестнице, и ты скоро будешь командовать большими массами войск.
— Но кто я для тебя? Мы друзья, не больше...
— Ты будешь моим мужем. Как только прибудем в Константинополь, мы немедленно вступим в брак. Молодой, красивый, сильный муж богатой византийской аристократки далеко пойдёт! Таких ценят и поддерживают в обществе, поверь мне!
У Кия кружилась голова. Он, бывший раб, станет уважаемым и влиятельным человеком в Византийской империи. Уж он покажет себя! Он не остановится ни перед чем, чтобы пробить себе дорогу наверх! И всё это благодаря ей, Опии, высокообразованной аристократке, чудом оказавшейся на его пути. Это ли не подарок небес?
А что его ждёт, если он вернётся в Каменск? Если даже отец даст согласие на брак с Тамирой, вершина его карьеры — быть надсмотрщиком в ремесленных мастерских, кнутом подгоняя рабов к усиленной работе. А на что ещё способен в тех условиях бывший раб, человек неграмотный, к тому же рус?
Потом они снова много пили и ели за своим столом. Целовались у всех на виду, но на них никто не обращал внимания, потому что все перепились, и многие тоже обнимались и целовались, а иные спали на своих гостевых местах за столом, иные — под столом; а часть удалилась в предназначенные для гостей апартаменты. Кий предложил Опии уехать домой, но она ответила, что, пока они не откушают десерт, удаляться из дворца нельзя: Палак расценит это как неуважение к его высочайшей особе, и могут последовать непредвиденные репрессии; за этим строго следят определённые люди.
Уже под утро стали разносить десерт: сладости, сыр, фрукты и, конечно, вино. И снова пили, и снова ели...
С восходом солнца Кий и Опия вышли из царского дворца и сели в свой экипаж. Ехал он в полусне, плохо понимая, где он и куда его везут. У дома Опии его подхватили двое слуг. В гостиной Опия отослала слуг и повела его в свою спальню.
— Я люблю тебя, Кий, — шептали её жаркие губы...
X
Два дня провёл он с Опией. На третий день прибыл из Каменска посыльный от Тамиры. Об этом ему сказала сама Опия:
— Иди во двор. Тебе следует дать ответ, поедешь ли ты в Каменск или мы поплывём в Константинополь.
При этом у неё зло прищурились глаза, а губы поджались в презрительной усмешке.
Кий был пьян, поэтому весел и беспечен. Спустившись к посыльному, он выслушал сообщение, что Тамира уладила вопрос об их браке, отец дал согласие, и ему можно возвращаться в Каменск.
Кий стоял, покачиваясь и растирая под туникой волосатую грудь. Он ответил, стараясь придать своему голосу необходимую твёрдость:
— Передай Тамире, что я на днях вместе с её тётей уплываю в Константинополь, где женюсь на ней, а в Каменск никогда не вернусь.
Сказав так, он повернулся и ушёл в дом. Сомнения кончились. Он принял единственно верное решение, которое определит его судьбу на всю дальнейшую жизнь.
Несомненно, на его решение повлияли и чары опытной соблазнительницы Опии, и выпитое вино. Но не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что с ранней юности Кий был избалован вниманием девушек, не считал зазорным часто менять их Так он поступил и в этот раз — с Тамирой, как и прежде не очень-то задумываясь.
В гостиной его ждала Опия. На её немой вопрос ответил:
— Я отправляюсь с тобой в Константинополь.
Она повисла у него на шее.
Скоро пришёл корабль из Константинополя за зерном. Опия стала собирать вещи в дорогу, со слeгами отправляла их на корабль. Кий подолгу гулял по городу, полюбил стоять у моря и смотреть в морскую даль, словно стараясь угадать, что ждёт его в недалёком будущем.
Наконец утром она сказала ему:
— Сегодня ночью корабль отплывает. Я сейчас поеду на пристань и договорюсь с капитаном на счёт нашей каюты. Мне хотелось бы получить лучшую, на верхней палубе. Но на неё претендует аристократ из Ольвии. Придётся с ним побороться, я имею в виду деньгами. Я уже распорядилась, вечером за тобой подъедет повозка и отвезёт на пристань. Никуда не отлучайся, ночью поплывём.
Она чмокнула его в щёку и легко вскочила в повозку. Отъезжая, помахала ручкой, ободряюще улыбнулась.
День он провёл, шатаясь из комнаты в комнату, бродил по саду. Сердце сладко и приятно ныло, как обычно перед большим изменением в жизни и неизведанным будущим.
Вечером вышел на крыльцо, присел в ожидании повозки. Её не было.
Спросил стоявшего у входа слугу:
— Во сколько для меня подъедет повозка?
— Не знаю, господин, — ответил слуга.
Время шло, повозки не было.
