Тонкое обоняние раан-хара ловило мириады запахов. И самым острым и ярким из них был запах Цветка Смерти. Приторно-сладкий, острый, с тлеющей на кончике языка гнильцой. Помнится, когда Лаар впервые почуял этот запах — не смог сдержать рвотного позыва. А теперь привык. Он стал обыденностью, но по-прежнему четко выделялся среди других ароматов. Более того, Лаар научился различать его малейшие тона. Он четко знал, как пахнет материнская цветоножка и какой аромат источают полные ядовитых спор и пыльцы семенные коробочки. И даже подвижный полоз для раан-хара пах по-своему.
Сейчас же он сосредоточился на ином. Как и вчера, мысленно попытался нарисовать картину распространения смертоносных побегов. Глубоко вдохнул, ловя легкие ароматы, приносимые ветром, и почти в тот же миг ошарашенно распахнул глаза. Если вчера на закате территория распространения Цветка виделась ему дугой, то сейчас сознание рисовало почти полное кольцо. Зловонные ароматы Цветка долетали и справа, и слева, и…
Лаар резко обернулся, скользя глазами по узкой полосе тракта. С той стороны, откуда они приехали, где оставили кибитку с девушками и часть воинов, явственно веяло запахом Цветка Смерти…
* * *
До заката муж так и не вернулся, и кшатрий велел возвращаться к реке.
Такое положение дел меня совсем не обрадовало. Отчего-то казалось, что если уедем, бросим их тут навсегда. Да и большая часть запасов ехала как раз в кибитке. Не можем же мы оставить воинов без провизии!
Я, как могла, пыталась настоять на задержке. Но кшатрий, так же как и мой муж, был непреклонен, пусть и отвечал не в столь резкой форме, как Лаар. Своими уговорами мне удалось выкроить не более получаса времени, но гвардия раан-хара так и не показалась на горизонте, и пришлось смириться с приказом Халида.
Уже заметно стемнело, и повозка ехала совсем медленно. Плелась, словно нехотя, и в ночной тишине было явственно слышно, как поскрипывает одно из колес. Сопровождавшие нас стражи запалили факелы и освещали дорогу, тщательно высматривая любые неровности. А еще то и дело косились на темные лесные заросли. Лица их, освещенные огнем, были напряжены и хмуры. И меня не покидало странное чувство тревоги. Лес, прежде светлый и приветливый, сейчас казался зловещим, а от каждого шороха, доносившегося из кустов, по спине бежали мурашки.
Интересно, в здешних местах водятся дикие звери? И смогут ли мои сопровождающие защитить в случае опасности? Все же ехать с гвардией было куда спокойнее. И для ночлега мы всегда выбирали более-менее открытое место, палили жаркие костры, отпугивающие животных.
Сейчас же мы ехали почти в темноте (пятно света еле-еле касалось обочины тракта), запросто рискуя пропустить одну из развилок. Кшатрий помимо прочего сверялся еще и с картой. Нам же с Хальди не оставалось ничего, кроме как тихонько дремать под пологом кибитки. Тихая езда укачивала, и я почти уже уплыла в мир грез, как повозка вдруг неожиданно подскочила на ухабе и опасно накренилась, грозя перевернуться.
— Дьявол! Что за…
С той стороны донеслись крики и ругательства. Разбуженная Хальди потянула меня за рукав, спеша выбраться из нашего укрытия.
— Никто не пострадал? — рядом тут же возник Халид и, подхватив на руки, помог выбраться из накренившейся кибитки. Следом спустил и мою помощницу.
Сознание мигом сбросило сонные оковы. Сердце прерывистыми толчками забилось в груди.
— С нами все в порядке. Что произошло?
— Колесо, чтоб его… — зло выплюнул кшатрий. — Видать, налетели на что-то…
— Знать бы еще на что. — Рядом возник один из стражей. — Дорога ровная была. Я зорко глядел.
Остальные уже вовсю суетились вокруг кибитки. Один из мужчин прикатил отлетевшее в кусты колесо, двое других полезли под днище, видимо, пытаясь прикинуть, как починить повозку.
— Ну что там? — нетерпеливо вопросил Халид.
— Дело дрянь! — крикнули из-под днища и принялись в красках описывать детали поломки.
В разговор я особо не вникала. Краем уха уловила, что треснула одна из осей да, кажется, вылетело колесное крепление. В любом случае, ясным было одно — ремонт займет много времени и, увы, нужных деталей в темноте не найти.
В итоге ночевать пришлось прямо на дороге. Стражи соорудили подпорку для кибитки, и нам с Хальди было велено не высовываться из-под полога. Воины же остались снаружи — нести дозор.
Я с трудом смогла уснуть. Полночи проворочалась на подушках, не в силах справиться с волнением. И вот ведь издевка судьбы: раньше, когда Лаар был рядом, я не могла уснуть, потому что боялась его прихода. А теперь переживала, как он там, все ли хорошо и почему он с воинами не вернулся к темноте. И думала, что лучше бы он сейчас был здесь, ведь если с ним что-то произошло… я даже не представляю, как мы все сможем жить дальше.
Проснулась я, едва в небе забрезжил рассвет. Хальди спала, свернувшись калачиком в противоположном углу кибитки, и тихо посапывала во сне. Угли в переносной жаровне уже давно прогорели, было зябко и неуютно. Я передернула плечами и выглянула наружу.
Наших доблестных стражей, кажется, тоже сморил сон. В лагере было непривычно тихо, и даже свист ранних пташек не нарушал воцарившегося безмолвия.
Я вылезла наружу, хорошенько потянулась, разминая затекшие мышцы. В лесу было уже достаточно светло, и вчерашние страхи отступили. Теперь можно было не бояться каждого шороха, не выискивать в густых тенях затаившихся монстров.
Стараясь никого не разбудить, я тихонько побрела в кустики. Обычно меня провожала Хальди, но не стану же я ее тревожить по таким пустякам. Сбегаю сама по-быстрому. Надеюсь, не хватятся.
Я немного углубилась в лес, так, чтобы меня не было видно с дороги и, выбрав удобное местечко, шустро сделала свои дела. И уже возвращаясь обратно, услышала странный шорох, словно мелкий зверек возился за одним из деревьев. Или, быть может, птица. Но в окружающем безмолвии звук этот казался лишним. Чуждым.
Я подняла с земли сухую палку и потихоньку двинулась на шум. И оторопело замерла, увидев всего в нескольких метрах тушу крупной лани, бездвижно лежащей на земле.
Удобнее перехватила свое оружие и осторожно приблизилась, обходя мертвое животное по дуге. Тело ее было почти не тронуто, вот только из пустой глазницы пробивался бледно-зеленый росток. Тонкий, подкрученный, словно побег молодого папоротника.
Я выронила палку и испуганно отшатнулась. Попятилась, чувствуя, как стучит в висках кровь, как тело становится ватным, непослушным, а глаза застилает паника.
Под ноги попался какой-то корень, я споткнулась и, коротко взвизгнув, села в траву. И тут же перевернулась на колени, поднялась неуклюже, обдирая руки о шершавую древесную кору. И что есть мочи рванула к дороге. И почти тут же со стороны стоянки донесся истошный женский крик. А за ним страшный треск, с каким во время бури падает сухое старое дерево.
Выбежала на тракт как раз в тот самый момент, когда это дерево с жутким грохотом обрушилось на дорогу, отрезая путь к реке. Вот только было оно отнюдь не сухим и старым. Зеленая крепкая ель с разлапистыми колючими ветвями, что теперь топорщились во все стороны — не проберешься.
