Появится еще одна смена мародеров.
Илья знал об этом, как никто другой, он уже проходил через это вместе с Нельсоном, много лет назад. Но он никогда не думал, что проживет дольше своего друга, который считался сильным и приспособленным человеком.
И он никогда не думал, что проживет дольше одного из своих лучших учеников.
Инвалид вздрогнул и сжал ручку плиты пальцами. Повернул – огонь погас. Чайник дернулся еще пару раз и стал постепенно затихать…
* * *
Они ждали.
В переходе были вооружены даже женщины и совсем мальчишки, те, кто не пошел на поверхность. Даже Илья сжимал в руках вытащенную из вороха промасленных тряпок в самом дальнем углу его комнаты «ксюху», хотя ему она помочь никак не могла – ну не боец он без ног, не боец. Да и раньше им не особо был…
С ухода бойцов на поверхность прошло уже несколько часов, и с каждой секундой напряжение становилось сильнее и сильнее, люди буквально не находили себе места: кто-то каждые десять секунд смотрел на часы, кто-то мрачно сжимал губы и вглядывался в потолок, будто надеясь увидеть, что там происходит.
Илья потер запястье, непривычно пустое: обычно там были часы, которые сейчас инвалид отдал мародеру. Тот свои часы, которые носил еще до Войны и которыми так гордился, где-то потерял.
Время текло слишком медленно для ждущей толпы.
С противоположной стороны кто-то вдавил кнопку звонка. Марк, назначенный постовым, схватился за веревку, ведущую к языку колокольчика, дернул ее в сторону и кинулся на выручку товарищам, пытающимся совладать с тяжелым рычагом, приводящим в движение гермозатвор.
Колокольный звон и скрежет тяжелых металлических створок заставил народ затихнуть. Створки медленно разъехались в стороны, и взглядам людей в толпе открылись бойцы.
Уставшие, они волокли с собой собранные с исламистов трофеи и трупы своих, павших в бою. Больше всего в тот момент Илью поразили их полные безнадеги глаза – единственное, что не было скрыто резиной противогазов.
– Мы выстояли, – просто сказал тогда полковник, стащив с лица маску и швырнув ее на бетонный пол.
Выстоять – вершина возможностей защитников «Домостроителей». Никто не говорил о победе. Какая может быть победа, если каждый труп с любой из сторон значит, что человечеству нанесена еще одна рана, еще один порез, и эти порезы со временем не заживут…
Ввалившись в переход, в котором сразу же стало тесно, бойцы упали прямо на бетонный пол, сбрасывая вещи, срывая с себя противогазные маски, откладывая прочь опостылевшее оружие.
Толпа ждущая превратилась в толпу ищущую: каждая пара глаз в ней искала знакомые черты лица, и со всех сторон поминутно раздавались то радостные возгласы, нашедших среди живых родных и друзей, то рыдания тех, кому не так сильно повезло.
Карина сначала внимательно рассматривала живых бойцов, потом с начавшим прорываться наружу беспокойством искала среди трупов, но ни там, ни там нужного ей человека не было.
– Где Нельсон? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь, но так, чтобы все слышали.
Илья повернулся к ней и посмотрел в глаза, полные страха, но надежды на то, что дорогой ей человек еще вернется, что с ним все будет в порядке.
– Он преследует радикалов. Тех, что отступили, – был ответ, и в костер надежды будто подбросили хвороста.
– Как преследует? – поднял голову полковник. – Приказа не было.
– Я видел, как он бежал в сторону проспекта Мира, – снова ответил один из бойцов, молодой еще парень, родившийся за пару лет до начала Войны.
В ногах у него была узнаваемая с первого взгляда СВД, это был тот из снайперов, что выжил в сегодняшней бойне.
Сколько же этому парню пришлось убить людей за вечер?
– Я еще выстрелил случайно, но не попал… – добавил парень, явно смутившись, но распаренная под резиной противогаза кожа вряд ли смогла бы покраснеть еще сильнее. – А он дальше и в сторону Мира рванул.
– Ладно, этот вернется, – подвел итог разговору старый полковник, стряхнув с кончика носа каплю пота. – На что угодно готов поспорить – вернется.
Девушка с облегчением вздохнула, что было заметно всем, однако ей на это было плевать. Нельсон вернется.
Ее Нельсон вернется.
– Там, это… – Старый военный почему-то стал мямлить, хотя раньше за ним такого не наблюдалось. – Нужно прощаться с ними. Поднимем на поверхность, похороним в какой-нибудь квартире, может, дверь завалим… Нельзя их здесь держать.
Все знали, что это так, что минуты, данные на прощание, нельзя тратить зря: каждый, кому было что сказать уже ушедшему родственнику или другу, шел и говорил.
– Илья, – внезапно обратился полковник к инвалиду. – Тебе тоже нужно. Николай…
Все стало понятно без слов – то, что Николай не побежал к своему наставнику рассказывать о том, как все было на поверхности, и расспрашивать о том, что было внизу, уже являлось очень нехорошим знаком. Инвалид схватился за колеса своей каталки и медленно поехал в направлении, указанном полковником.
Люди расходились в стороны, чтобы пропустить механика, и тот, проезжая в своеобразном живом коридоре, чувствовал себя уж слишком спокойно для человека, который потерял любимого ученика, заменившего ему сына, которого у Ильи скорее всего уже и не будет.
Коля, и так никогда особо не выделявшийся размерами даже по сравнению со сверстниками, лежал на земле, завернутый в чье-то одеяло, отчего казался еще меньше, чем был на самом деле. В нос инвалида ударил сильный запах свернувшейся крови пополам с желчью, сразу же отбив желание заглядывать под покрывало. На уже успевшем окоченеть лице мальчонки застыло выражение спокойствия, глаза были закрыты.
– Кто-нибудь знает, как он умер? – полушепотом спросил Илья.
На плечо инвалида легла грубая мозолистая рука привычного к оружию человека, пахнущая резиной перчаток защитного костюма и ружейным маслом. Точно такие же руки были у мародера…
– Его буквально разделали, – раздался над плечом механика голос полковника. – А потом пулю в сердце, но это, видимо, уже из милосердия… Мальчишка покинул позицию, пытался помешать исламистам сбежать.
– Нельсон его добил? – бесцветным голосом поинтересовался Илья.
– Вернется – узнаем… – Старик слегка сжал плечо инвалида.
* * *
Мародер не вернулся. Ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю, когда полковник принял делегатов из «Ак мечети» и они подписали мирный договор, причем мусульмане должны были выплачивать репарации в таких объемах, что снова подняться у них бы никогда не получилось – банально не хватило бы ресурсов.
Были, конечно, и противники заключения мира Альберт, комендант «Театра кукол», предлагал добить ослабленный Халифат и разделить его владения между участниками Конфедерации, но полковник жестко отказал распалившемуся торговцу, алчность которого требовала начать еще одну, возможно, гораздо более кровопролитную войну.
