– Иногда я и вправду подумываю куда-нибудь удрать, – признается он.
Из ума у него не идет проект, который с недавних пор занимает бо́льшую часть его времени; судить о нем Джон может лишь в общих чертах, проанализировав отдельные свои задания, – подобно тому, как обычно просчитывает политическую интригу, исходя из того, кого приказали уничтожить, а кого – не трогают.
– Так что же мешает?
Джон едва не брякает правду: «Бежать уже некуда». Но вместо этого говорит другую правду:
– Наверное, мне страшно.
Трейси смеется, словно над шуткой. Она размахивает сигаретой, рассыпая по ковру пепел, выдвигает ящик гардероба, перебирает одежду Джона. И он не успевает ничего сказать, как она выдвигает второй – и видит книгу.
– Библия! – Трейси удивлена.
Джон ее не поправляет. Он поднимается и идет забрать книгу. Трейси видит его в зеркале и увертывается, подставляет ему спину; кожа у нее такая прохладная. Опять всплеск гормонов, и Джон забывает о книге, которую Трейси уже начала листать. Она всегда была любопытной и тем наживала им обоим проблемы.
– Это поинтересней Библии, – не выпуская изо рта сигареты, бормочет Трейси.
Джон обнимает ее, тянет к себе. Она в ответ прижимается к нему.
– Что за книга?
– О конце света. – Джон целует ее в шею. Он и Барбаре так ответил. Привык думать о книге, как о картине, которая вблизи кажется слегка размытой. Лучшая защита – невероятная правда. Чтобы поверить, нужно знать, кто автор.
Трейси листает страницы, и дымок сигареты от их движения разлетается в стороны.
– Библия, но другая, – говорит Трейси.
– Другая Библия, – соглашается Джон.
Еще несколько страниц. Сигарета гасится. Трейси тянет Джона обратно в постель.
Потом Джон засыпает и видит странный сон. Он укладывает Барбару в глубокий склеп. Там уже лежит гроб поменьше, и в нем – Эмили. Их никогда не поднимут. Неправда, что их снова оживят. Эта ложь нужна для того лишь, чтобы он смирился. Он проживет сотни лет, и каждый день будет пыткой, ведь они – мертвы, как и все.
Джон просыпается и смутно осознает, что рядом горит ночник, и видит дымок сигареты, поднимающийся над шуршащими страницами пророчества.
Большинство машин уцелело. Они, по большей части с электродвигателями, умолкли, лишь у одной или двух работает мотор, расходуя заряд. Стоят на дороге друг за другом, словно ждут, пока пробка впереди рассосется, и восстановится движение. Светятся красные тормозные огни. Мигает сигнализация. Машины, словно живые. А люди внутри – нет.
Джон пытается прикинуть количество трупов – не тут, на шоссе, а вообще, в мире. В мире, загубленном людьми на высоких постах, людьми, которые считают себя умнее всех. Сколько народу из тех, кто сидит здесь, в машинах, голосовало за таких? Больше половины, мрачно думает Джон.
С другой стороны, если не эти, кто-нибудь другой постарался бы – какой-нибудь сумасшедший диктатор или укрывшийся в горах отшельник. Технологию невидимых простым глазом машин, способных как исцелять, так и убивать, рано или поздно раскроют. Когда любой фанатик в гараже может наваять что угодно, до конца света остается всего ничего. И не нужны никакие сложные процессы или радиоактивные вещества, – только машины, которые собирают на атомарном уровне другие машины, которые наделают еще машин…
Достаточно одного психа, чтобы запрограммировать нужные устройства, – и те вычислят нужных людей по ДНК, вычислят… а потом вычистят.
Джон вспоминает, как на втором курсе изготовил на 3D принтере свой первый пистолет, и какие теплые были пластиковые части и как хорошо были подогнаны. Как встала на место металлическая боевая пружина, и как туго сначала вкладывались патроны, но с каждым разом все лучше.
Печатать оружие – вот это он понимал. А тут совсем другие игры. Заиграются детишки на лужайке – и натворят бед, если взрослые вовремя не вмешаются.
У поворота Джон видит черный внедорожник. «Лексус-500» c бензиновым двигателем. Ему всегда хотелось такой поводить.
Повсюду мертвые глаза, поникшие головы, из носов и ушей вытекают струйки крови – единственное повреждение. Джон вытирает собственный нос, смотрит на руку. Чисто. Он – призрак, бесприютный дух, ангел мщенья.
Впереди произошла авария. Машина на ручном управлении зацепила несколько других, и они замерли вокруг – их автопилотам удалось избежать серьезного столкновения.
Джон проходит мимо фургончика, на задней части которого – стикер с изображением взявшейся за руки семьи. Внутрь он не заглядывает.
Из седана лает собака. Джон медлит, затем сворачивает к машине и открывает дверь. Собака не выходит, просто смотрит на него, наклонив набок голову… зато теперь хоть сможет выйти. Джон с грустью понимает, как много животных лишилось хозяев. Да, о многом он еще не успел подумать – и о тех людях, которые зависли в небе. Он направляется к «лексусу», чувствуя, что его того и гляди вырвет.
Водительская дверь не заперта. За рулем обвис на ремне человек, на подбородке у него кровь, она течет на рубашку, огибая галстук. Детского сиденья нет, и Джон облегченно вздыхает. Отстегивает водителя и стаскивает на дорогу.
В последний раз он такое видел в Иране. Похоже на химическую атаку – невредимые на вид мертвецы.
На Джона накатывают воспоминания о военном прошлом.
Он садится в машину, тянет руку к зажиганию, но гудение стартера напоминает ему, что мотор уже работает. Просто сцепление автоматически выключилось. Джон поправляет зеркало заднего вида и начинает потихоньку, крутя руль то вправо, то влево, выбираться из ряда. Потом съезжает на обочину.
У разбитого форда он останавливается, выходит. Успевает до приближения жены и дочери вытащить из грузовика труп пассажира и прикрыть его спортивной курткой, взятой с пассажирского сиденяя «лексуса».
Барбара шепчет что-то Эмили, и втроем они начинают перекладывать свои вещи из форда. Эмили воспринимает происходящее, как веселую игру. По обочине рассыпались консервные банки, и она собирает их и складывает в подол платьица.
Джон чувствует, что все это неправильно. Слишком как-то естественно. А ведь то, что они живы – ненормально, чуть ли не преступление.
Над головой пролетает сарыч и садится, сложив крылья, на рекламный щит. Большая черная птица словно смущена наступившей тишиной. Как будто не верит в такую удачу.
– Это наше? – спрашивает Эмили. Она держит маленький радиоприемник с исковерканной антенной.
– Да. – Джон и сам не понимает, о чем думал, беря с собой радио, какую дурацкую надежду питал.
Барбара молча перекладывает вещи в новую машину. Очищает сумку от травы и тоже кладет в «лексус». Ее молчание громче любых вопросов. Она точно так же себя вела, когда Джон возвращался домой с залатанными ранами – молчала, пока у него не сдавали нервы, и он сам начинал рассказывать.
