– Но это невозможно! Арендатор снял поместье на несколько лет вперед!
– Знаю. Но собираюсь предложить арендатору выгодные условия.
– Замок потребуется нам только после того, как Дерек станет послом. – Гвен взглянула на отца с тревогой. – Пап, ты ведь не сходишь с ума, правда?
– Всю жизнь ждал подходящего момента, чтобы сойти с ума. Ну а теперь беги к себе, дочка. Хочу поговорить с твоей мамой, пока она не легла спать.
Хильда ждала его в своей комнате – строгой, с внушительным изображением собора Нотр-Дам на стене.
– Ты об этом мечтал, Катберт, не так ли? – многозначительно улыбнулась жена. – Не думаю, что мальчик сказал отцу хотя бы слово. Если бы леди Хадденхем была жива, наверняка возникли бы трудности. Графиня отличалась крайней старомодностью.
Супруги обменялись несколькими банальными фразами относительно помолвки. Разговор натужный, бесцельный и раздражающий: Стенстоллер пришел к жене вовсе не для того, чтобы рассуждать о Гвен, поскольку рассуждать здесь было не о чем.
– Тебе известно, Хильда, что я… когда-то подумывал о вступлении в клуб «Терракота»?
– Известно, причем давным-давно. – Она затаила дыхание. – Уэстлейк… сегодня в кабинете? Неужели он…
– Да. Днем они собрались большой компанией и все обсудили. Он предложит, а лорд Тарм поддержит как член комитета.
– Ах, Катберт, до чего же я рада!
Стенстоллер даже предположить не мог, что жена воспримет новость так бурно. Хильда горячо его обняла. И он подумал: «Значит, наш брак все-таки не окончательно развалился».
Глава 4
Если старик Хадденхем и не пустился в пляс от радости, как обещал сын, то, во всяком случае, прислал другу юности сердечную телеграмму, а следом и письмо, в котором сообщил, что десятого числа приедет в Лондон на королевский прием и что они обязательно должны вместе пообедать в «Варсити», поскольку оба состояли членами этого клуба, как и Уэстлейк. В то время клуб занимал в тупике недалеко от улицы Пикадилли солидное здание, из которого можно было попасть прямиком в Грин-парк.
Хадденхем постарел раньше Стенстоллера и превратился в коренастого коротышку с толстой жилистой шеей. В течение пяти лет он занимал пост посла, но воспринимал высокую должность без малейшей помпезности, поскольку относился к собственному положению с тем же равнодушием, что и к положению любого другого человека, поэтому держался с типичным для своего круга видом благодушного всемогущества, способным повергнуть королей и коммунистов в состояние застенчивой неловкости и готовности к подчинению.
– Послушай, Стенстоллер! – Граф едва ли не вдохновенно пожал руку старинному приятелю. – Отдаешь ли ты себе отчет в том, что при благоприятном стечении обстоятельств уже в обозримом будущем мы можем стать дедушками? А я до сих пор представляю тебя неловким парнишкой, который пытается навести порядок в кабинете Эллерсона, но лишь поднимает тучу пыли.
Таким образом, граф задал тональность застольной беседе. Стенстоллер немедленно переключился с воспоминаний о далеком прошлом на динамичную современность.
– Кстати, Хендон! Доводилось ли тебе слышать о табакерке твоего прадеда?
– Еще бы! Можно сказать, вырос на этой легенде. «Ваши слова граничат с государственной изменой, мистер Стенстоллер». Бог мой, в жизни не приходило в голову, что это касается тебя!
– И не просто касается. Сегодня я принес эту табакерку! – провозгласил Стенстоллер. – Раз нашим семьям суждено соединиться, хочу вернуть реликвию хозяину. О, проклятье! Кажется, забыл в кармане пальто. Сейчас спущусь в гардероб.
– Огромное спасибо! Но не спеши, старик. Вернешь, когда соберемся уходить. А сейчас давай поговорим о детях. Видишь ли, я не в состоянии дать Дереку больше тех пятисот фунтов в год, которые он получает сейчас.
– Не беспокойся. Я надежно обеспечу Гвен – вернее, уже начал: перекупил аренду Хадденхем-Касла. Нынешний наниматель обязался съехать в трехмесячный срок после предупреждения. Преподнесу контракт зятю в качестве свадебного подарка.
– Старина, ты потрясаешь! Даже не мечтал туда вернуться! Надеюсь, когда выйду в отставку, молодежь выделит мне комнатку в крыле Чичестера.
– Пусть фамильное поместье станет детям родным гнездом на то время, которое они смогут проводить в Англии, – скромно вставил Стенстоллер.
– Да-да, как раз это я и хотел сказать! Полагаю, впрочем, что ввиду счастливых перемен в личной жизни Дереку стоит бросить дипломатический корпус и перейти на службу в министерство иностранных дел, чтобы постоянно жить дома.
Стенстоллер почувствовал, что свирепеет, хотя еще не понял почему.
– Гвен будет глубоко разочарована, Хендон. Девочка уже начала заниматься языками – итальянским и немецким, при том что французским владеет свободно. Мечтает совершить тур по европейским столицам и твердо намерена сделать мужа послом, по примеру его отца. Каково?
Едва заметное движение брови собеседника напомнило Стенстоллеру о том, что члены тесного круга никогда не оглашают своих честолюбивых планов. Он совершил грубую ошибку.
– Если твоя дочь мечтает стать супругой дипломата, то только потому, что не представляет, на какую жизнь себя обрекает. Да и сам Дерек пока этого не знает. Поверь, никакой романтики. Первые пятнадцать-двадцать лет – сплошная скука, практически безысходная. Работать и отдыхать приходится в одном и том же замкнутом, очень узком кругу, где почти все – твои родственники, родственники твоей жены или родственники родственников.
Вот оно что! Оказывается, все опять упирается в семейные связи! Однако Стенстоллер уже не был студентом, когда-то испугавшимся этих зловещих слов. Гнев медленно нарастал, и как раз в эту минуту к Хадденхему подошел старший официант:
– Звонил полковник Халлингберн, милорд. Спрашивал, не найдется ли у вас получаса зайти к нему.
– Спасибо за сообщение. Такси не вызывайте – быстрее и удобнее пройти через парк.
Стенстоллер понял, что звонок означает срочный вызов в королевский дворец для доклада.
– Полагаю, я потребовался, чтобы представить информацию относительно недавних болгарских событий, – пояснил Хадденхем, поднимаясь из-за стола. – Хорошо, что во дворце полчаса означают ровно тридцать минут. Вернусь, чтобы забрать табакерку, если ты еще будешь здесь. Ах господи, ну что за день! Прилетел на самолете к завтраку. В десять уже сидел на заседании кабинета министров. В одиннадцать начался прием во дворце, а вслед за ним ленч. А потом еще и заседание комитета в «Терракоте»!
Стенстоллеру показалось, что на грудь упала ледяная глыба, однако, прежде чем Хадденхем ушел, он все же нашел в себе силы спросить:
– Ты принимал участие в заседании комитета «Терракоты»?
Граф повернулся и печально, с мучительным трудом подбирая слова, произнес:
– Старина, мне очень жаль – право, бесконечно жаль, – что, прежде чем позволить Уэстлейку и Тарму предложить свою кандидатуру, ты не посоветовался со мной.
