Старший инспектор уголовной полиции Карслейк пришел навестить коллегу. Они были лично знакомы и уважали работу друг друга.
– Чувствуете ли вы себя в состоянии рассказать, что произошло, мистер Силби?
– Не имею ни малейшего понятия.
Надо отдать Роберту должное: он нашел силы думать ясно и рассуждать здраво, в то время как тело его изнывало от боли.
– Нам известно, что нападение – дело рук Мэй Динтон, – подсказал Карслейк.
– Но доказательств все равно нет и никогда не будет, иначе мы не обсуждали бы эту тему, а судили бы преступницу. Простите, Карслейк! Не могу позволить себе тратить силы на месть. Впредь придется жить экономно, избегая различного рода следствий и процессов, а главное – раз и навсегда забыть, что когда-то служил правосудию.
Глава 2
Честолюбивый молодой адвокат утонул в трех унциях купороса, но неистощимая жизненная энергия Роберта Силби уже создавала нового человека, на первых порах еще нуждавшегося в опеке. О поступке Мэй Динтон следовало забыть, так же как и о юриспруденции. Новому человеку нельзя обижаться на жизнь: с позиций жертвы успеха не достичь.
С помощью сиделки он написал Милдред:
«Пожалуйста, не навещай меня, пока боль не пройдет. Проявление слабости в твоем присутствии смутит меня».
Эти слова доказывают, что Роберт понимал: даже в трагически изменившихся жизненных условиях нервная система все равно останется нормальной, физические силы рано или поздно вернутся, а женщины по-прежнему будут привлекать и волновать. За эту сторону существования, разумеется, предстояло отвечать Милдред, так что особых переживаний не предвиделось.
Отец Милдред, доктор Келстон, навещал больного каждый день. Роберт находил визиты утомительными и скучными за исключением тех минут, когда беседа касалась невесты.
– Совсем скоро вы почувствуете, что готовы ее принять, не так ли? – однажды осведомился доктор.
– Уже практически готов. Пусть приходит – да вот хотя бы послезавтра.
– Обязательно передам! – Доктор Келстон кашлянул. – Но прежде хотел бы упомянуть вот о чем. Могу с уверенностью утверждать, что Милдред сдержит данное слово и выйдет за вас замуж, если вы… хм… будете настаивать на свадьбе.
– Мужчины еще не придумали надежного способа заставить женщину выполнить такое обещание.
– Поверьте, мой друг, способ существует! – Доктор боролся за счастье дочери и не имел права смягчать свои слова, оберегая чувства больного. – Когда Милдред приняла ваше предложение, вы стояли на пороге блестящей карьеры: вполне естественно, она мечтала разделить с вами славу и процветание, – но сейчас все изменилось. В результате трагического происшествия вы не сможете предложить супруге ничего, кроме бедности и однообразного ежедневного ухода за слабым беспомощным мужем. Достаточно показать, что ожидаете от невесты преданности, и она, как всякая порядочная женщина с твердым характером, оправдает ваши надежды.
Доктор Келстон выполнил отцовский долг и услышал холодный, не допускающий сомнений ответ:
– Хотите, чтобы я ввел Милдред в заблуждение меланхолическими рассуждениями о том, что не имею права ломать ей жизнь? Напрасно: меланхолия не входит в мою программу. Не беспокойтесь, я не сломаю вашей дочери жизнь, напротив: обеспечу лучшие условия.
Силби не сомневался в собственных словах, поскольку вообще никогда не лгал ни самому себе, ни другим за исключением фатальной лжи полицейским, однако не понял, что в отношении невесты назначил себя единственным судьей и тем обрек на поражение.
Когда Милдред пришла в больницу, Роберт, все еще забинтованный, сидел в кресле на обращенной к реке террасе. Моторная лодка заглушила ее шаги, поэтому ей пришлось произнести:
– Я здесь.
Необходимость объявить о своем присутствии до такой степени расстроила девушку, что на руку Роберта упала слеза.
– Дорогая, не переживай понапрасну! – воскликнул он горячо. – Поверь, для нас с тобой почти ничего не изменится. Я уже собрался с мыслями и понял, что смогу справиться с трудностями. Я действительно говорю правду, а не стараюсь подбадривать тебя и себя пустыми словами. Сейчас, когда я дотронулся до твоей руки, произошло чудо! Прикосновение оживило какой-то важный нерв. Представь себе: оказывается, можно видеть мысленно!
– Очень рада, милый, но пока не понимаю, как именно это происходит. Продолжай говорить: может, что-то и прояснится.
– Темнота! – воскликнул Роберт. – Вот что мучительно угнетает! Сначала постоянно ждешь, ждешь света. Но нет! Приходится существовать в полной темноте! От этого все чувства путаются и возникает нечто вроде животного страха. Мне было трудно думать о вещах, представлять их форму и цвет, а сейчас вот сжимаю твою руку и вижу, как сияют волосы, как отдает медным блеском волнистый локон на лбу! Чувствую даже, где находится солнце. Неважно, если в этот момент оно скрыто облаками. Главное, что под воздействием эмоциональной силы, которую вселяет твое присутствие, можно вспомнить свет. Значит, огни рампы тоже можно представить!
Увлеченный полетом собственной мысли, Роберт погрузился в молчание, которое Милдред вскоре прервала:
– Пока ты в больнице, можно мне приходить каждый день, чтобы учить тебя читать по шрифту Брайля?
– Не собираюсь учиться Брайлю и всему остальному, что приходится постигать слепым. Вообще не собираюсь жить как слепой. Я обычный человек, в силу обстоятельств лишенный зрения.
Милдред восприняла слова жениха как горький оптимизм несчастного человека, как отчаянную веру в то немногое, что ему осталось, и оттого не смогла правильно оценить их смысл. Со стороны же не трудно было понять, даже на этой стадии развития событий, что в мужестве Силби не было ни тени трагического пафоса, и он вовсе не чувствовал себя раздавленным внезапной слепотой.
– Вот моя жизненная программа. Скетчами я лишь робко приоткрыл дверь в театральный мир, а теперь намерен твердо ступить на новую территорию. После оплаты лечения у меня останется тысяча четыреста фунтов. Пятьсот из них потребуется на накладные расходы, в том числе на покупку диктофона.
Роберт принялся вслух тщательно распределять семейный бюджет:
– Отложим сто пятьдесят фунтов на медовый месяц и на непредвиденные траты сразу после возвращения. Получим запас в пятьсот фунтов на следующие пятнадцать месяцев. Уже через полгода я снова буду на плаву. Ты записываешь?
– Да, Роберт.
Благоразумие порождало сложные вопросы. Что, если он больше не будет на плаву… никогда?
– Первым делом надо встретиться с управляющим моим банком, чтобы передать тебе право подписывать все чеки и контракты. Не забывай, что отныне я не смогу самостоятельно подписывать документы. Кстати, на первых порах тебе придется подолгу мне читать. Не возражаешь?
Милдред заверила, что не возражает, однако тон ответа заставил уточнить:
