Предположим, Уэббер узнал, что его выследили, и, допустим, где-то спрятал записку, что-нибудь вроде: «Если меня убьют – ищите Арнольда Хаверстона», – мог ли, к примеру, заметить, что за его машиной часто следует «хвост»?
Взволнованный Хаверстон принялся листать ежедневник, бормоча себе под нос:
– Сегодня седьмое апреля тысяча девятьсот тридцать шестого года. Вернемся к пятнадцатому февраля.
На листке с этой датой в блокноте значилась всего одна запись: «Спичка». Память тут же подсказала, почему Хаверстон выбрал кодовое слово, понятное ему одному.
Возвращаясь от одного из клиентов в Сити, он остановился возле какого-то дома и, собираясь закурить, чиркнул спичкой, когда увидел выходившего из подъезда Уэббера. Хаверстон потрясенно замер, потому что не ожидал встретить его снова и тем более здесь, полагая, что тот в Канаде и, возможно, за решеткой. В глаза ему бросилась медная табличка на двери: «Ресс и Уэббер, торговые агенты».
Хаверстон вошел в здание. Контора Уэббера занимала пять комнат на первом этаже, что предполагало весьма высокую арендную плату. Табличка выглядела далеко не новой. Очевидно, Уэббер уже несколько лет как обосновался здесь и вел жизнь солидного преуспевающего дельца.
У незаметного бухгалтера ушло две недели, чтобы узнать, где Уэббер ставит машину. Затем началась долгая череда неудачных попыток проследить за автомобилем. Робкий и нерешительный от природы, Хаверстон был скверным водителем. Уэббер же, разумеется, умело управлялся с машиной, поскольку был хорош везде, где требовались крепкие мускулы и нервы. Хаверстон поджидал Уэббера на пути из конторы и ехал позади, пока тот не отрывался. В конце концов след привел его в Эссекс, единственное место, где в двадцати милях от Лондона можно встретить глухую деревушку. Уединенный дом Уэббера идеально подходил для убийства, хотя тогда Хаверстону это в голову еще не пришло.
Если он и собирался убить Уэббера, то не признавался себе в этом. Их последняя встреча четырнадцать лет назад закончилась дракой. Хаверстон набросился на врага с кулаками, наивно веря, что сознание собственной правоты поможет ему взять верх, ибо добро всегда побеждает. Мощный ответный удар привел его в замешательство. Уэббер был выше его на шесть дюймов и на сорок фунтов тяжелее, так что Хаверстон пролежал потом три дня в постели.
«Этот негодяй может снова на меня напасть!» – вот аргумент, который дал ему возможность положить в карман револьвер, оставшийся еще со времен Первой мировой. Полнейшая глупость – замышляя убийство, брать с собой оружие, зарегистрированное на твое имя.
К дому Уэббера Хаверстон прибыл около девяти. Въехав в сад, выключил фары, что выглядело несколько странно, если он собирался лишь дружески побеседовать с Уэббером минуту-другую. Парадная дверь оказалась открыта.
– Добрый вечер! – холодно бросил хозяин, настороженно глядя на чужака, бесцеремонно вторгшегося в его жилище, явно не узнавая давнего знакомого.
– Я хочу поговорить с вами, Уэббер.
– Бог мой, да это Арнольд Хаверстон! Заходите, старина.
В холле Хаверстон заметил дубовый комод, некогда принадлежавший ему – вернее, его жене, – и на мгновение смешался.
Уэббер жестом пригласил его в гостиную. Хаверстон узнал ковер, письменный стол, стулья и шкаф, и это окончательно его обескуражило.
– Но ведь это мебель Изобел!
Собственная несдержанность заставила его немедленно пожалеть о своих словах.
– Да, мне удалось ее сохранить, однако не смею оспаривать ваше моральное право вернуть себе вещи. Можете забрать все, если хотите.
– Нет, спасибо. Не хочу. – Хаверстон в недоумении нахмурился, ломая голову над загадкой: природная медлительность мешала собраться с мыслями. – Мне говорили, будто вы продали мебель.
– Нет, заложил: мне нужны были деньги, чтобы перебраться в Канаду, но три месяца спустя я вернулся. Мне удалось заключить выгодную сделку, и нашелся человек, готовый вложить средства. Теперь он мой старший партнер, и мы идем вперед, не оглядываясь на прошлое. Потом я еще четыре года в Канаде занимался делами фирмы, а прошлым летом приехал домой, уже навсегда. В мое отсутствие мебель хранилась на складе. – Уэббер добродушно усмехнулся. – А у вас, старина, как идут дела? Похоже, тоже неплохо?
Хаверстон не сразу нашелся что сказать, но все же ответил:
– Уэббер, я пришел сюда не ради светской беседы. Мне нужны ответы на некоторые вопросы. Если согласитесь исполнить мою просьбу, я не стану навязывать вам свое общество дольше необходимого.
– Я готов ответить на любые вопросы, – равнодушно отозвался Уэббер, – но разыгрывать драму не собираюсь, черт побери! Прошло четырнадцать лет! Если вы желаете поговорить об этом, не станем тянуть. Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
– Тогда позвольте предложить вам кофе, как того требуют приличия. Не отказывайтесь: я только что его приготовил.
Он держался легко и непринужденно, как всегда; такой же обаятельный и до тошноты красивый, как в двадцать пять лет.
– Хорошо. Благодарю вас, – кивнул Хаверстон и, взглянув на поднос, стоявший на письменном столе, воскликнул: – Ашуинденский фарфор!
– Да. Но, боюсь, уцелело всего две чашки – вторая в кабинете.
Уэббер поднялся и пошел за второй чашкой. Хаверстон узнал кофейный сервиз – свадебный подарок тестя, который сам сделал эскиз формы и рисунка для фарфорового завода «Ашуинден». Кофейник, молочник и сахарница прекрасно сохранились. Хаверстону этот сервиз никогда не нравился: казался слишком вычурным, особенно кофейник в виде башни с зубчатым венцом, широкий, тяжелый и нескладный. Металлическая крышечка молочника выскакивала на пружинке, как чертик из табакерки, стоило лишь нажать на кнопку. Поскольку Изобел очень дорожила сервизом – тот напоминал ей об отце, – Хаверстон заставил себя полюбить его, но теперь смотрел на фарфор с неприязнью, а потому почти обрадовался, когда Уэббер обронил:
– Кстати, этот сервиз вовсе не такой ценный, как все мы думали. Я определил его стоимость в сто пятьдесят фунтов, но оценщики на складе отказались дать больше двадцати. Вам добавить молока?
– Да, пожалуйста.
Уэббер держал в одной руке кофейник, а в другой – молочник. Знакомый скачок крышки пробудил в Хаверстоне воспоминания об Изобел, и угасшая было ненависть к этому холеному красавцу вспыхнула с новой силой.
Тот смотрел на него, сидя по другую сторону стола, наклонившись вперед и опершись на локоть.
– Коли хотите поговорить по душам, Хаверстон, позвольте мне начать. Вы совершили ошибку, заставив Изобел забрать мебель. Вещи не давали ей забыть, что она бросила вас, и в итоге довольно скоро она оставила и меня, что кончилось плачевно для нас троих.
– Плачевно для вас, Уэббер? Когда она ушла от вас и сняла квартиру? Подождите отвечать, вначале выслушайте меня. Изобел написала мне лишь однажды, после того, как переехала в ту квартиру. Среди прочих подробностей, характеризующих вас не с лучшей стороны, она упомянула, что посылает вам деньги. Я принес письмо с собой. Вот оно. – Хаверстон достал сложенный лист бумаги подвинул к Уэбберу. – Можете прочитать.
