– Ну надо же! Я и не знал, что подобная вещица может стоить такую уйму денег.
Филлис продолжала увлеченно рассказывать о несессере, но Джеймс не слушал, озабоченно поглядывая на часы, хотя временами поддакивал, не прерывая щебета безутешной вдовы, – воспоминания о несессере весьма успешно отвлекали ее от опасных мыслей. Полчаса, которые он провел в доме за бокалом виски, отдавая дань памяти покойному мужу Филлис, истекли, а оставаться дольше было бы рискованно. В гостиной он задержался еще на десять минут, не решаясь уйти, а потом, уже надев плащ, помедлил в холле в надежде, что полиция застанет его выходящим из дома.
– Как только я уйду, поднимись в спальню и переоденься. Спустишься к полицейским в пеньюаре. Скажешь, что я зашел выпить глоток виски, и поведаешь обо всем, кроме того, о чем я предупреждал.
– Я буду храброй, – пообещала Филлис. – Ради тебя.
Ламберт не стал спорить. Инстинкт самосохранения подсказал ему удачный ответ:
– Ничего другого я и не ожидал! Ты у меня смелая. Завтра я буду гордиться тобой еще больше, чем сегодня. Уверен, ты справишься. Что тебе полицейские? Если кто-то в минуту опасности и теряет голову, то ты не такая.
Джеймс покинул дом за десять минут до полуночи. Филлис послушно поднялась в спальню, а четверть часа спустя, в элегантном бледно-лиловом неглиже, открыла дверь суперинтенданту и сержанту местной полиции.
Сержант хорошо знал свое дело: до него доходили все окрестные сплетни, – потому успел коротко изложить своему начальнику основную суть, опустив лишние подробности. Полицейские ожидали обнаружить преступный сговор в стиле Томпсон – Байуотерса, и поведение миссис Чондри лишь укрепило их подозрения.
Увидев их, она изобразила должную степень тревоги. Суперинтендант и сержант попросили разрешения войти в дом, и хозяйка проводила их в гостиную. Ей хватило благоразумия хранить молчание. Появление полиции в доме в полночь обычно не предвещает ничего доброго, и стражи порядка вправе ожидать, что даже ни в чем не повинный человек невольно занервничает. В кабинете миссис Чондри повернулась к ним и застыла, будто собиралась с силами, чтобы услышать страшную новость.
Суперинтендант произнес заранее заготовленную короткую речь, сообщив вдове, что ее муж убит.
Она негромко вскрикнула, прижав ладонь ко лбу, затем проворно приложила к глазам воздушный кружевной платочек, извинилась, надломленным голосом предложила мужчинам присесть, а потом не без изящества, но как будто без сил, упала на кожаный диван. Разбросанные на нем подушки выгодно оттеняли нежный лиловый цвет ее пеньюара, а кружевной платочек, как выразились бы театральные критики, приковал к себе внимание зрителей.
И суперинтенданту, и сержанту случалось видеть плачущих женщин, и не раз, поэтому в известном смысле их можно было считать экспертами по женским рыданиям. И сейчас оба могли авторитетно заявить, что ажурный платочек миссис Чондри – вещица совершенно бесполезная – играл лишь декоративную роль. Между тем их пытались убедить, будто эта тряпица осушала обильные слезы. В деле все явственнее проступали черты печально известного прецедента Томпсон – Байуотерса. Немного выждав, сержант начал обычный допрос, основанный на уже установленных фактах. Филлис отвечала четко и правдиво.
– Если я правильно понял, миссис Чондри, – вмешался суперинтендант, – муж сказал вам утром перед уходом на службу, что заедет за вами в танцевальный зал после собрания в клубе «Гринфеллоуз»?
– Нет. Я собиралась вызвать машину из гаража Ламберта и заехать за сестрой, что и сделала, но позднее, во время танцев, позвонила мужу в клуб и попросила после собрания отвезти меня домой.
– Почему?
– Потому что мистер Ламберт сам приехал за нами, вместо того чтобы прислать кого-то из своих людей. Мы знакомы с ним лично, он не только проводил нас в зал, но и танцевал с нами. А мой муж иногда бывает… то есть был… довольно ревнив. Вот я и подумала, что следует ему позвонить.
– Я обязан спросить вас, миссис Чондри, имелись ли у вашего мужа основания для ревности.
– Ну, я не знаю… – Она смущенно запнулась. – Конечно, у Артура не было реальных причин, если вы об этом, но он мог думать, будто они есть. Он часто воображал бог знает что, а потом просил прощения. Во всяком случае, я решила, что лучше позвонить – так будет спокойнее.
Полицейские не рассчитывали услышать столь чистосердечное признание, однако за искренностью миссис Чондри мог скрываться простой расчет, что о ее звонке так или иначе станет известно. Отвечая на дальнейшие вопросы, она рассказала, как забыла о телефонном разговоре с мужем, пока Ламберт не напомнил ей, и как тот отвез ее домой, зашел в дом и прождал Артура Чондри почти до полуночи.
Суперинтендант видел, что нужно проверить показания вдовы и собрать новые факты. Сержант уже завершал допрос:
– Я попросил бы вас указать, какие ценности мог иметь при себе ваш муж, когда на него напали.
– Мой муж был казначеем «Гринфеллоуза» и, возможно, вез с собой крупную сумму. Думаю, из-за денег его и убили.
Примерно такого ответа и ожидали полицейские. Миссис Чондри подбросила им версию – убийство с целью ограбления. В деле 1922 года ограбление тоже использовалось как завеса, скрывавшая подлинный мотив.
– Покойный перевозил какие-нибудь иные ценности в момент?..
– Ну, он должен был забрать из галантерейного салона Ларота на Риджент-стрит мой дорожный несессер из крокодиловой кожи стоимостью сто двадцать фунтов. И позавчера я забыла в машине свой пурпурный шарф. Эти вещи должны лежать на заднем сиденье. – Она помолчала, пока сержант делал записи в блокноте, а затем добавила: – Вы ведь нашли несессер, верно? На заднем сиденье?
– Почему вы так уверены, что он был в автомобиле, миссис Чондри? И вдобавок на заднем сиденье?
Филлис смутно поняла, что допустила промах, но в эту минуту ее больше всего заботила судьба несессера.
– Артур вечно ерзает и широко расставляет… то есть расставлял ноги. Я не хотела, чтобы он ненароком повредил дорогую вещь. Муж обещал положить несессер на заднее сиденье. – С растущей тревогой она настойчиво спросила вновь: – Вы нашли его?
– Мы видели шарф, но несессера не было, – отозвался суперинтендант.
– Вы хотите сказать, что он исчез? Его украли?
– Я лишь заметил, что его не было в машине вашего мужа, когда мы ее осматривали.
– Вы должны вернуть его мне! – Голос Филлис сорвался на визг. – Просто обязаны!
На этот раз вдова разразилась самыми настоящими слезами, пополнив список рыдающих женщин, которых доводилось видеть полицейским. Искренность ее горя понял бы даже непрофессионал. По щекам ее черными ручейками ползла тушь, уродуя красивое личико. Воздушный платочек только размазывал грязные потеки. Казалось, раздавленная несчастьем, она начисто забыла о цели допроса. Шумно всхлипывая, миссис Чондри продолжала взволнованную исповедь:
