Итак, Арнотт, всячески демонстрируя готовность сотрудничать с полицией, предстает перед нами в ходульном образе законопослушного обывателя, лишенного всякой индивидуальности. Первое происшествие, приоткрывшее его истинное лицо, случилось через год четыре месяца после убийства, когда статья о талантливом инженере, дополненная фотографиями, появилась в одной из газет западной Англии. Сам Арнотт в то время проводил отпуск за границей, где не терял времени даром: посещал инженерные выставки в Париже и Роттердаме.
Некий уличный торговец принес в Скотленд-Ярд рыболовную удочку и корзину для рыбы, купленные у случайного прохожего за восемь шиллингов шесть пенсов, хотя удочка, на вид новая, стоила не меньше трех фунтов, а корзина – около десяти шиллингов. Торговец подумал, что вещи ворованные, и решил выслужиться перед полицией.
Поиски владельца удочки привели сотрудников Скотленд-Ярда к инспектору речной полиции небольшой деревушки в Девоншире, который примерно двумя годами ранее продал удочку с корзиной для улова Сесилу Арнотту. Тот забыл рыболовные принадлежности в деревне, и инспектор хранил их на складе, пока не увидел в газете фотографию владельца. Узнав адрес инженера из той же газеты, инспектор отослал ему удочку и корзину наложенным платежом.
Кто же затем продал удочку с корзиной за несколько шиллингов уличному торговцу? Он сам и ответил на этот вопрос, дав подробнейшее описание Арнотта.
Преуспевающий инженер и выдающийся изобретатель продает рыболовные принадлежности по грошовой цене уличному торговцу? Это казалось невероятным и попросту абсурдным, но все же не доказывало, что Арнотт незаконным образом добыл гальваниум, а затем умышленно, злонамеренно подсунул его Трейнеру. Старший инспектор Карслейк не заинтересовался этим случаем, но имя и адрес Арнотта упоминались в полицейском отчете, поэтому удочку с корзиной для рыбы обычным порядком отправили в департамент нераскрытых дел.
Увлеченный собственной нелепой версией, инспектор Рейсон отправился в Девоншир и побеседовал с Эйбелом Риддингом, служащим речной полиции, а неделю спустя нанес визит тетушке Сесила Арнотта, очаровательной пожилой даме, проживавшей в Шотландии. Приняв инспектора за приятеля Сесила, она рассказала ему массу подробностей, которые имели столь же далекое (или, напротив, близкое) отношение к смерти Мейбл Ролингс и Хью Трейнера, как и удочка с корзиной. Помимо всего прочего она показала Рейсону письмо, написанное более двадцати лет назад директором школы в Брайтоне.
Глава 3
В 1913 году Сесил Арнотт, умный, талантливый мальчик десяти лет, учился в одной из самых дорогих начальных школ Брайтона. Как бывало каждую неделю, 19 июня его приехала навестить мать. Флоренс Арнотт, очаровательная женщина, признанная красавица с роскошной фигурой, была хоть и преданной, но никуда не годной женой и матерью. Ветреность и легкомыслие составляли главные черты характера этой милой, приятной, отнюдь не эгоистичной дамы. Легкая хрипотца придавала ее звучному контральто мечтательную томность. Миссис Арнотт стала, наверное, первой женщиной в Европе, которая, не будучи пилотом, оказалась жертвой аэроплана, поскольку два дня спустя погибла на «арене» автодрома «Бруклендс» – ее задело кончиком крыла.
В тот год лето выдалось тропически жарким, и 19 июня было одним из немногих дождливых дней. Флоренс повела сына в отель «Метрополь», чтобы угостить чаем. Свидетельство некой больничной сестры, разглашенное без ее ведома, позволило нам двадцать лет спустя восстановить события того далекого дня. Мы даже можем утверждать, что, когда Флоренс вручила сыну пару монеток, в ресторане отеля оркестр играл композицию Ирвинга Берлина «Регтайм-банд Александра», которая только-только пришла из Америки.
Выяснилось, что у сына кончились карманные деньги. Открыв кошелек, полный золотых соверенов, серебряных шиллингов и бронзовых пенсов, Флоренс замерла в нерешительности, не зная, что выбрать. В прошлый раз она дала мальчику соверен, но не могла вспомнить, как давно это было. Муж часто шептал ей между поцелуями, что она очаровательная маленькая глупышка, которая не знает цены деньгам. Флоренс не хотела, чтобы Сесил унаследовал ее недостатки, поэтому решила не давать ему соверен и достала две полукроны.
…яичницей в свежескошенном сене…
[7] —
негромко пропела Флоренс под звуки оркестра и обратилась к сыну:
– Ты ведь еще не знаешь цены деньгам, верно, дружок? Но теперь ты уже большой мальчик и должен уметь обращаться с деньгами. Деньги, видишь ли, важная штука. Ты ведь не хочешь, чтобы папочка содержал тебя, когда ты станешь взрослым мужчиной, правда? Вот тебе пять шиллингов. Посмотрим, сколько у тебя останется, когда я приеду сюда на следующей неделе в день встречи выпускников.
Даже в те дни пять шиллингов были суммой более чем скудной для мальчика из состоятельной семьи. Но Флоренс желала своему малышу только добра. Легкая хрипотца смягчила резкую нотку укоризны в ее голосе, придав ему еще большую проникновенность.
– Я буду беречь деньги, матушка. А лучше и вовсе не стану их тратить, а сберегу для вас.
Можно себе представить, сколь часто Флоренс давала подобные обещания своему мужу, облекая их в более изощренную словесную форму, как это обычно делают взрослые. Она не подозревала, что мальчик говорил всерьез и даже более того: с пугающей решимостью.
Вечером, за пять минут до отхода ко сну, когда мальчишки шалили и дурачились, перед тем как разойтись по дортуарам, тринадцатилетний капитан школьной крикетной команды занимался самой нудной из своих административных обязанностей.
– А, вот ты где, юный Арнотт! Мне нужен от тебя шиллинг на чаевые для смотрителей поля в день встречи выпускников.
– Отцепись! – огрызнулся Сесил. – Не понимаю, почему мы должны платить им чаевые. Это их работа.
– Не городи вздор! Все уже внесли деньги. Ты ведь не сквалыга, Арнотт? Монеты у тебя есть. Днем приезжала твоя мать.
Мальчишки знают друг о друге все. Один мальчуган сделал робкую попытку оправдать непростительную скаредность приятеля и заискивающе пискнул:
– Мать дала ему всего пять шиллингов.
– Выходит, мамаша у него такая же скряга, как он.
Остальные мальчишки покатились со смеху, и Сесилу показалось, будто они смеются над скупостью его матери. Словно бешеный звереныш он бросился на обидчиков, на всех разом, раздавая удары направо и налево. Ему удалось так основательно отделать тринадцатилетнего капитана крикетной команды, что сестре-распорядительнице пришлось останавливать кровь и прикладывать примочки. Сесила не наказали, но в следующем семестре, 10 октября, директор написал его отцу сочувственное письмо, где в самых деликатных и тактичных выражениях попросил забрать ребенка из школы.
«Сесил не ладит со своими школьными товарищами. Другие ученики считают его жадным, и хотя все наши преподаватели и я сам делаем все возможное, чтобы развеять это предубеждение, боюсь, наши усилия напрасны. Думаю, бедный мальчик никак не может оправиться после трагической смерти матери. Должно быть, пережитое потрясение сказалось на хрупкой психике ребенка, отчего у него развилась странная боязнь потратить карманные деньги».
