Агнесса закрыла глаза. Она едва выговаривала слова, они срывались с ее губ прерывистым шепотом:
– Да, поцеловала.
– В лоб?
– В лоб, – ответила мать, открывая глаза.
Настала очередь Марлы зажмуриться.
– Если я посильнее сосредоточусь, то, кажется, могу ощутить на губах ее вкус. И запах. Уверена, что могу. Что произошло дальше?
– Нам пришлось ее у тебя отобрать, – ответила Агнесса. – Доктор взял Агату, а я дала тебе отдохнуть.
– Я тогда очень устала и потом долго спала.
– Да.
– Но ты была рядом, когда я проснулась. – Марла улыбнулась. – Прости за все, что тебе с тех пор пришлось из-за меня натерпеться. Я понимаю, что не совсем здорова, что у меня немного поехала крыша.
– Не говори так. С тобой все в порядке. Ты сильная. Ты хорошая девочка, и я тобой очень горжусь. Твоя жизнь обязательно наладится.
Марла посмотрела матери в лицо.
– Надеюсь. Хотя не понимаю, как ты можешь мной гордиться.
Агнесса наклонилась над кроватью и обняла дочь.
– Не говори таких слов. Ни минуты так не думай.
– Но я же понимаю, – голос Марлы звучал глухо из-под плеча матери, – тебя всегда волновало, что скажут люди. Знаю, что не оправдала твоих ожиданий.
– Перестань, – остановила ее Агнесса. – Замолчи. – Она глубоко вздохнула. – Я ведь тебе рассказывала о моей подруге детства. О Вере.
– Да, мама.
Агнесса улыбнулась:
– Сто раз повторяла, как она забеременела в двадцать три года, за шесть месяцев до окончания Университета Коннектикута.
– Я помню.
– Хочу, чтобы ты послушала еще раз. Тебе будет полезно, даже если я уже об этом говорила. Вера забеременела от своего профессора. Тогда такое случалось: преподаватели вступали со студентками в любовные связи. Это было до того, как такие вещи стали считаться неприемлемыми, до политики борьбы с сексуальным домогательством. После колледжа Вера собиралась специализироваться в медицине и стать хирургом. Но беременность все изменила. Она проходила трудно, и Вере пришлось оставить занятия. Профессор не собирался бросать жену и на ней жениться. Он уговаривал Веру прервать беременность, но это противоречило ее религиозным убеждениям. Она родила и в одиночку растила ребенка. Родители от нее открестились, и ни одна ее мечта не сбылась, не претворилась в жизнь. Вера, конечно, хотела когда-нибудь завести детей, но этот ребенок появился на свет в неудачное для нее время. Жизнь Веры могла сложиться по-другому, и у меня болит душа, когда я думаю о ней. Да, тот ребенок родился для нее не вовремя.
– Мама, я знаю…
– Я вот что хочу сказать: понимаю, как тебе грустно, какое в душе опустошение. Но возможно – ничего не утверждаю, всего лишь возможно, – таково твое предначертание. Время было неподходящим. Взгляни на себя. Твои интернет-обзоры могут вылиться во что-нибудь более высокооплачиваемое. Ты двигаешься вперед. То, что случилось вчера, – Агнесса покосилась на бинты на запястье дочери, – всего лишь ухаб на дороге. Не спорю, большой ухаб, но всего лишь ухаб. Ты справишься. У тебя все получится.
У Марлы закрывались глаза. Она засыпала.
Агнесса оставила дочь и поднялась.
– Собирайся. Я выйду в коридор позвонить доктору Стерджесу. Дам ему знать, что выписываю тебя своим решением.
– Хорошо. – Марла помолчала. – Иногда, мама, я дурно о тебе говорю. Но я тебя люблю.
Агнесса заставила себя улыбнуться и вышла из палаты. Проходя мимо поста медсестер, коротко кивнула сотрудникам и в конце коридора свернула в набитую простынями кладовку.
Заперла за собой дверь, привалилась к ней спиной и, убедившись, что никто ее здесь не найдет, закрыла ладонью рот и расплакалась.
Глава 47
Дэвид
От Дерека я поехал к Маршаллу Кемперу, адрес которого мне дала миссис Дилани из дома престарелых.
Оказалось, что он жил буквально за углом от того места, где находился дом Саманты Уорингтон. Строение представляло собой разделенный на две половины невысокий белый кубик с выходящими на улицу двумя дверями. Они были разнесены по краям дома, и сюда же смотрели два совершенно одинаковых окна.
Квартира Кемпера значилась как 36А по Гровеланд-стрит. Другая – 36Б.
Я вылез из машины, свернул к двери под номером 36А и, не обнаружив кнопки звонка, постучал. Никакого ответа. Я постучал посильнее. Снова никто не отозвался.
Я наклонился вплотную к двери и крикнул:
– Мистер Кемпер, вы дома? Меня зовут Дэвид Харвуд. Мне необходимо с вами поговорить!
Изнутри не доносилось ни звука. И я пошел попытать счастья в квартире 36Б. Там работал телевизор, и, когда мне не открыли на первый стук, я решил проявить настойчивость. Через несколько секунд дверь медленно открылась, и за ней показалась пожилая женщина.
– Что вам надо? – спросила она.
– Здравствуйте, – ответил я. – Я ищу Маршалла Кемпера.
Она кивнула в сторону соседней квартиры:
– Он живет рядом. Вы ошиблись дверью.
– Знаю. Но его нет дома. Хотел спросить, вы его не видели?
– Зачем он вам?
– Он мой старинный приятель. Я проходил мимо, решил заскочить. Мы давно не виделись.
Женщина пожала плечами:
– Я не слежу за тем, как он приходит и уходит. Но, судя по тому, что его машины не видно, его дома нет. Я пропускаю «Цену удачи».
– Ради бога, извините. Спасибо, что уделили мне время.
Она собралась закрывать дверь, но вдруг передумала, словно что-то вспомнила.
– Может, уехал с девушкой на выходные?
– С девушкой? – переспросил я. – Вы имеете в виду Сариту?
Женщина снова пожала плечами.
– Наверное. Такая хорошенькая малышка. Всегда со мной здоровается. Пойду, а то игра сейчас кончится.
Но я положил руку на дверь и не дал закрыть.
– Когда вы ее видели в последний раз?
– Кого?
– Сариту.
Третье пожатие плечами
– Вроде вчера вечером. Точно не скажу. У меня иногда дни путаются в голове.
На этот раз я не стал ей мешать закрыть дверь, и женщина ушла.
Значит, Сарита, если это Сарита, недавно здесь была. Уже после убийства Розмари Гейнор. Не исключено, что Кемпер привез ее к себе и спрятал. А потом, может, они вместе уехали. Что наводит на сильное подозрение, что эта парочка имеет отношение к убийству. Сариту оказалось найти совсем непросто, и от этого крепло мое убеждение, что Марла к преступлению непричастна.
