Умер».
– Я сейчас же приеду, Трейси, – онемевшими губами произнес Джеф. – Прилечу следующим рейсом.
– Не надо. Пожалуйста.
– Трейси, я должен. Я не могу допустить, чтобы ты прошла через все это одна.
– Нет.
– Я тоже не могу пройти через это один.
– Не приезжай, Джеф, – ровным голосом, словно зомби, проговорила Трейси, и это его сломило.
– Ради всего святого, Трейси! Он был и моим сыном.
– Знаю. Поэтому тебе звоню. Ты имеешь право знать.
– Я люблю тебя, слышишь?
Но она уже положила трубку.
Примерно минуту Джеф стоял словно окаменев, сотрясаясь всем телом, как от электрического разряда, затем снова взял трубку и заказал билет.
Для эмоций еще будет время – впереди вечность, чтобы оплакивать сына, которого он толком не знал, а также для любых вопросов, для всех «почему» и «как», которые не смог задать по телефону.
Но сейчас необходимо добраться до Трейси, прежде чем она сотворит какую-нибудь глупость.
Прошло без малого тридцать шесть часов с момента, когда Джеф в Лондоне ответил на звонок Трейси, и вот он уже поворачивал на подъездную дорожку ее уединенного ранчо в Колорадо.
Когда Джеф приезжал сюда в последний раз – тот единственный раз, когда был в ее доме, – он был так слаб, что едва мог самостоятельно ходить. То, что с ним сделал Дэниел Купер, бывший страховой агент, превратившийся в злобного одиночку-мстителя, одержимого страстью убить Трейси, физически его почти уничтожило. Но в конечном счете Дэниел Купер, как это ни парадоксально, оказал ему услугу, возможно, самую большую в жизни Джефа. Да, Купер попытался распять его и похоронить заживо среди древних болгарских руин, но при этом сумел добиться того, чего Джеф не смог добиться за десять лет. Купер вернул Джефу Трейси, а с ней он обрел Николаса, и за это Джеф Стивенс будет всегда благодарить Купера. Трейси нашла Джефа и спасла ему жизнь, а он в ответ согласился, чтобы она и дальше жила так, как ей нравится: обычная мамаша в маленьком городке в горах. Он позволил ей растить сына и принимать помощь управляющего ранчо, Блейка Картера, потому что знал: этот человек куда лучше его, он любит Ника, а Ник любит Блейка.
«Это было правильное решение, – убеждал себя Джеф, не в силах сдержать слез. – Ник был счастлив. Был!»
Джеф говорил себе, что у него еще будет время наверстать упущенное, когда сын станет старше. Вот вырастет Ник, и тогда Джеф и Трейси, выбрав подходящий момент, расскажут ему всю правду. Став взрослым, Ник сам сделает выбор. Неизвестно почему, но Джеф все время был уверен, что сын его поймет и простит, между ними завяжутся теплые, крепкие отношения, что они наверстают упущенное.
А теперь и Блейк, и Ник мертвы.
Времени больше нет.
Все потеряно.
Боль была невыносимой, и весь полет Джеф проплакал. Сидевшие рядом пассажиры, не выдержав, просили пересадить их куда-нибудь. Раскаяние, осознание случившегося казалось глыбой, лежащей на груди, оно ломало одно ребро за другим и совсем раздавило сердце.
«Почему я допустил это? Почему оставил его? Какую страшную ошибку я совершил! И никогда ничего уже не смогу исправить. Слишком поздно…»
Когда самолет приземлился в Денвере, слез у Джефа не осталось, он чувствовал себя эмоционально и физически опустошенным. Всю долгую дорогу в горы он думал о Трейси. Если ему так больно, что же должна испытывать она? Если Джеф утратил лишь надежду на отношения с сыном, то Трейси утратила реальность. Ник был ребенком, о котором она мечтала всю жизнь и которого, как она думала, у нее уже никогда не будет. Она выносила его, родила, а потом каждый день своей жизни оберегала со свирепостью львицы. Ее тело ни на мгновение не позволяло ей забыть о сыне, так что возможности сбежать от своего горя у Трейси нет, как нет и конца ее слезам.
«Под тяжестью утраты, – думал Джеф, – самоубийство может показаться ей самым разумным выходом, возможно, единственным разумным…»
Он вспомнил странный, пустой голос Трейси в телефонной трубке, и его охватила паника.
«…несчастный случай. Блейк погиб на месте. Ник умер на следующее утро в больнице. Мне жаль».
Она говорила так, будто все уже решила, будто попрощалась с этим миром.
Джеф прибавил скорость. Вот наконец-то и ранчо. С огромным облегчением он увидел свет в окнах, две припаркованные возле дома машины, мелькавшие внутри силуэты. «Слава богу, у Трейси есть друзья, которые понимают, что ей нельзя оставаться одной».
Джеф на мгновение задумался, как ему представиться, но тут же отмахнулся от этой мысли: сейчас это не имеет значения. Главное – Трейси: увидеть ее, обнять, вместе поплакать. А потом…
Он не стал думать про «потом».
Джеф взбежал по ступенькам парадного крыльца и хотел было постучаться, но сообразил, что дверь открыта.
– Можно?
Он шагнул внутрь. В холле стояли наполовину упакованные ящики. Стол, за которым Джеф с Ником играли в карты, был перевернут, а ножки замотаны пузырчатой упаковочной пленкой. Какая-то дама в деловом костюме с айпадом на шее, снимала со стен картины.
– Что происходит? – требовательно спросил Джеф. – Кто вы такая?
– Карен Коди. Агентство недвижимости, – официальным тоном ответила женщина, но тут заметила, как привлекателен стоящий перед ней темноволосый мужчина.
Пусть глаза его выглядели потухшими, а волосы на висках поседели, но твердый подбородок, чувственный рот и атлетическое сложение компенсировали эти недостатки.
– Могу я чем-то помочь? – поинтересовалась Карен, похлопав накладными ресницами.
– Где Трейси?
– Миссис Шмидт на Восточном побережье. – Риелтор предпочла не замечать грубого тона.
– Где?
– Насколько я поняла, у каких-то родственников.
«Но у Трейси нет никаких родственников, – подумал Джеф. – Во всяком случае, живых».
– Такая трагедия. – Карен печально покачала головой. – А вы… ее близкий друг?
Вместо ответа Джеф взбежал вверх по лестнице и принялся в отчаянии распахивать двери, как будто Трейси могла внезапно материализоваться. Наконец он подавленно вернулся туда, где все еще стояла риелтор.
– Она сказала, когда вернется? – совершенно подавленный, спросил он у дамы.
Карен Коди удивленно посмотрела на привлекательного мужчину:
– Боюсь, никогда. Она выставила дом на продажу, поэтому мы здесь. – И Карен Коди показала на ящики.
– Но… к… как же похороны? – выдавил, запинаясь, Джеф.
– В среду будет заупокойная служба по мистеру Картеру, а останки Николаса уже кремированы.
– Уже? – Джеф выглядел потрясенным.
– Миссис Шмидт не пожелала с этим тянуть. Она лично и в одиночестве развеяла прах. Если вы хотите выразить соболезнования, в средней школе проходит поминовение…
