Камерон завопил от боли и скатился с нее, в пылу схватки уронив пистолет. Трейси отшвырнула «кольт» ногой, и тот заскользил по паркету, как шайба по льду.
– Сука! – прошипел Камерон, озверев от боли.
Сейчас или никогда. Прицелившись ему в ногу, Трейси нажала на спусковой крючок, но на сей раз он успел первым: с такой силой ударил ее по руке, что пистолет выпал, а пуля ушла в потолок. На пол, как снег, посыпались куски штукатурки. Схватив за плечи, Крю принялся на нее давить, пытаясь опрокинуть обратно на столик, на этот раз на спину, чтобы смотрела ему в лицо. Пот с его лба капал ей на кожу. Его лицо, то самое, которое она любила, лицо человека, с которым занималась любовью всего несколько недель назад, было сейчас искажено гримасой ненависти, гнева и боли, светлые волосы прилипли к черепу и были похожи на мокрую собачью шерсть.
«Он и есть пес, – пришло в голову Трейси, – животное, дикое, смертоносное, не знающее, что такое сострадание», – когда его руки сомкнулись у нее на шее.
– Прости, Трейси, – просипел Крю, пытаясь ее удержать. – Я не хотел.
К своему великому удивлению, Трейси почувствовала, что на нее ледяной волной нахлынула паника. Сколько раз говорила она себе, что после смерти Ника не боится ничего, но сейчас, когда Камерон все сильнее сжимал руки, а она сопротивлялась, хватая ртом воздух, инстинкт выживания взял над ней верх. Она испугалась и разозлилась. Да кто он такой, чтобы лишать ее жизни? Кто такой Камерон Крю, чтобы решать, кто будет жить, а кто умрет? Чья жизнь важна, а чья – нет? Какую часть правды рассказать, а какую – скрыть?
Ну нет, она этого не допустит!
Но как бы неистово она ни брыкалась, все без толку. Руки, прижатые к столику коленями Камерона, жалко дергались сами по себе в гротескной пляске смерти, на губах появилась пена, и она тщетно билась, пытаясь вырваться из его удушающей хватки, но силы таяли с каждой секундой, кислорода не хватало. Трейси чувствовала, что глаза вылезают из орбит, кровь так приливает к голове, что она того гляди лопнет. В кино все происходит быстро: несколько секунд борьбы, и покой. Но оказалось, что все совсем не так. Она не отключилась, но сделать ничего не могла, могла только смотреть, как мужчина, которого она, как ей казалось, любит, убивает ее, медленно и мучительно. От усилий лишить ее жизни у него раздулись ноздри, уродливо выступили вены на руках.
Разозлившись, что никак не может с ней справиться, Камерон принялся неистово трясти Трейси, как терьер трясет зажатую в пасти крысу.
«Он пытается сломать мне шею», – подумала Трейси и тут же представила, как мозги внутри головы отскакивают от черепа. Боль была невыносимой. Трейси больше не думала, как выжить, только хотела, чтобы эта агония поскорее закончилась.
И тут что-то произошло.
Не было никаких выстрелов, во всяком случае, Трейси ничего не услышала. Только движение воздуха, негромкий то ли свист, то ли шелест, словно кто-то – Бог? – послал ей последний милосердный воздушный поцелуй.
Камерон Крю удивленно выпучил глаза, а затем рухнул на Трейси, его руки соскользнули с ее шеи и повисли, как у тряпичной куклы.
Последнее, что запомнила Трейси, было мучительно болезненное ощущение, словно глотаешь пригоршню бритвенных лезвий. Это воздух хлынул обратно в пустые легкие.
А потом ее поглотила тьма.
Глава 33
Лондон, три месяца спустя
Трейси шла по Кенсингтонским садам, наслаждаясь красками осени и мягким теплым сентябрьским солнцем, приятно согревавшим спину. В распахнутом тренче, полосатых брюках, заправленных в сапоги для верховой езды, ярко-синем свитере и шарфе с якорями в тон она выглядела очень худой, но больше не была скелетоподобным созданием, как в июне, в разгар погони за Алтеей и Хантером Дрекселем, ее фигура начинала приобретать мягкие округлости.
Темные волосы отросли до плеч (она не стриглась со дня смерти Ника), щеки от ходьбы порозовели, что придавало ей здоровый вид.
Стояло позднее утро буднего дня. Лондонские дети после долгого лета вернулись в школу, а родители – на работу, но в парке все еще было полно народа. Местные жители выгуливали собак, тренеры под березами занимались со своими подопечными, супружеские пары пенсионного возраста брели рука об руку по дорожкам или читали газеты на деревянных скамейках. И конечно, вездесущие туристы толпились возбужденными группами вокруг дворца, надеясь хоть краем глаза увидеть Уилла и Кейт или сделать селфи возле бывшего лондонского дома принцессы Дианы.
Трейси тоже чувствовала себя здесь дома: в этом парке, в этом городе. Она всегда любила Лондон. Здесь был зачат Николас, и хотя вскоре после этого она отсюда сбежала, терзаясь тем, что их брак с Джефом рухнул, Трейси знала, что часть ее сердца так и осталась тут. Колорадо стало новым началом, новой жизнью для нее и Ника. Благодаря Блейку Картеру Трейси и там жила счастливо. Но Ника больше нет, ее работа на ЦРУ завершилась, и настало время начать новую главу.
Трейси подумывала, не вернуться ли в Новый Орлеан, где выросла, или в Филадельфию, где в молодости какоето время тоже была счастлива: до самоубийства матери, до тюрьмы, до Джефа и Николаса, до начала своей настоящей жизни. Но сильнее всего ее манил Лондон, словно звал обратно, домой.
Свернув с Кенсингтон-Хай-стрит, Трейси обогнула дворец и повернула налево, на дорожку, что вела к детской площадке Памяти Принцессы Дианы и дальше, в Ноттингем-Хилл. Заметив ее приближение, с одной из скамей поднялся мужчина в старомодной твидовой куртке и помахал ей. Трейси помахала в ответ и ускорила шаг.
– Так мило с вашей стороны, что вы согласились. – Она тепло улыбнулась ему и обняла. – Я уверена, у вас на сегодня запланировано множество более важных дел, чем ленч со мной.
– Более важных, чем ленч с Трейси Уитни? – Генерал-майор Фрэнк Дорриен вскинул кустистую бровь. – Не думаю. В любом случае я не могу придумать ничего более приятного. Идемте?
Он согнул руку в локте, чтобы она смогла взять его под руку. Такой старомодный жест, такой рыцарский и, как теперь знала Трейси, такой типичный для Фрэнка. Ей было стыдно вспоминать, как сильно она ошибалась на его счет.
Он не имел ни малейшего отношения к смерти принца Ахилла, хотя признавался, что испытывал к юноше сильную неприязнь.
– И дело не в том, что он гей. На это мне глубоко наплевать. Я не мог простить ему связи с «Группой-99», в особенности учитывая его происхождение. Еще до того, как они начали прибегать к насилию, я презирал то, что скрывалось за их лозунгами: зависть и злость, рядившиеся в тогу социальной справедливости. Но окончательно маска с них слетела, когда они похитили Боба Дейли – во всяком случае для меня. Боб был чудесным человеком и другом Ахилла. Как он мог заигрывать с ними после того, как… – Фрэнк сердито покачал головой.
Это он, Фрэнк Дорриен, спас ей жизнь на вилле Мишель: застрелил Камерона Крю и положил конец террору «Хакеров». А позже объяснил, как его боссы в МИ-6, вплоть до премьер-министра, начали подозревать правительство США и Камерона Крю в двойной игре по отношению к «Группе-99». Он также прояснил для Трейси некоторые белые пятна, оставшиеся после рассказа Хантера Дрекселя, и поведал наконец, почему Кейт Эванс вовлекла именно ее в эту историю.
