– Вы убили Эдика? – сразу же с порога спросила она его. – И теперь пришли за мной?
– Ну что вы, я не знаю… – начал было Вазонов, но женщина не дала ему сказать и слова.
– Я знаю, теперь вы пришли убить меня. Я надеюсь, вы отравите меня тем ядом, который я дала Эдику? В конце концов я имею на это право!
– Как вам будет угодно, – с усмешкой пожал плечами Мартын Павлович.
– Тогда погодите… – Капустина, не обращая внимания на присутствие мужчины, вдруг обнажилась, переоделась в свое лучшее платье и улеглась в постель. – Теперь все. Теперь можно. Я готова…
Проговорила она, протянула ему худую кисть и закрыла глаза.
Вазонов будто шутя коснулся иглой морщинистой руки, и … и рука безвольно упала. Он не ушел. Подождал немного… потом взял и проверил пульс. Пульса не было. Вазонов покружил по комнате, открыл шкафчик с немудреными женскими штучками и вытащил ножницы. Через пять минут он уже выходил на улицу, и в его кармане валялся спутанный локон Капустиной Янины Валерьяновны.
Утром Алена проснулась со страшным ощущением, ей снилась какая-то гадость. А проснувшись, она увидела еще большую гадость на своей подушке.
– Что?!! Что я сделала не так?! – с ужасом кинулась она к Вазонову в его спальню – супруги давно не спали вместе, так завела сама Алена.
– А-а, подарочек нашла? – криво усмехнулся Вазонов. – Это тебе так… сувенир… для профилактики…
Неизвестно, поняла ли Ирина, кто стал причиной смерти ее тети, но ни разу об этом Вазонову не сказала, даже если и догадалась. Она была ему благодарна – Мартын избавил ее от ненужной больной тетки и сделал состоятельной женщиной. О своем состоянии она предпочитала не распространяться, да и о смерти тетушки – тоже. Зачем лишний раз вызывать интерес у тех же коллег? А вдруг выяснится что-то нехорошее! Она больше ничего не хотела знать. Ее вполне устроил диагноз врачей: больная скончалась от неизлечимой болезни.
И все же в студии было неспокойно. Баламутил воду Антон. У них с Эдиком сложились неплохие отношения. Правда, Серовский никогда не упоминал, что за съемки ведутся в квартире Ириной тетки, стеснялся, что ли… Зато о своем грандиозном проекте – шантажировать состоятельных замужних дам парень не умолчал. Антон вовсе не восхитился идеей Серовского, он и сам похаживал к замужним дамочкам. А потому у них возник даже некоторый конфликт. Эдик быстро понял, что в лице Антона поддержки не найдет, и сделал вид, что и сам это дело забросил. Антон же, в свою очередь, сделал вид, что этому поверил. Но вот теперь, когда парень так странно погиб, Антон Петров решил докопаться до истины.
– Понимаете, он не сам ! Его убили, это ж ясно ! Хотите, я расскажу вам, какая у него в башке моталась мысль? – прицепился однажды он к Вазонову.
– Да некогда мне слушать про чьи-то шальные идеи… – морщился тот. – Ты лучше думай, как клиента заманить! Вон мясной комбинат «Буренка» мимо нас прошел, такие деньжищи уплыли, а ты с дурацкими идеями!
– Мартын Павлович, да я б и сам, но вы ж понимаете! Меня никто и слушать не станет! – лез к нему парень. – А у вас связи!
– И тебе бы не мешало связи нарабатывать! Иди, не мешай работать!
– Тогда я сам! – кипятился парень. – Вам, конечно… вы тут получаете! А мы! А он!!
И парень стал наскакивать на Вазонова. Его мелкие укусы постепенно надоели. Но все было бы терпимо, если бы кто-то из знакомых Мартына Павловича не проговорился, что Алену и Морозова опять видели вместе. И снова Мартына за горло схватила злоба. Он мог бы избавиться от этого Морозова за пару секунд, легко! Но… перед глазами стояла покорная и безжизненная Капустина, которая так легко рассталась с жизнью только потому, что рядом с ней не было ее любимого Эдика. Вазонов не учитывал одной малости – Капустина была к тому же неизлечимо больна, и в своей жизни ничего радостного уже не ждала. Кто знает, как бы повела себя Алена, но Вазонов уверился, что едва он лишит жизни Морозова, как следом за ним погибнет и Алена. Во всяком случае, уже ничем на свете он не сможет ее удержать. И что самое главное – пока жив Морозов, Алена будет молчать. А потому… потому умереть должен кто-то другой. Такой же молодой, красивый и бесшабашный. Конечно, умереть должен был Антон Петров. И он умер. К его гибели Вазонов готовился тщательно. Он и драку сам начал. И буча получилась чудесная, но смертельно опасная для самого Мартына Павловича. Он слишком боялся, что в людской куче неловко коснется иглой и самого себя, а надеть перчатки не было никакой возможности. Но, видно, вели его темные силы, потому что и здесь все вышло как по маслу. Он даже весьма удачно состриг прядь с виска жертвы. Просто, когда драка уже утихла, когда из зала вышла эта старуха Василиса – единственная, кто не потерял головы при виде мертвого Петрова, Вазонов взял ножницы и без проблем состриг прядь с уже безжизненного тела. И все его движения были так легки и естественны, что никто не обратил на это внимания, а потом попросту не мог вспомнить – кто там подходил, что делал. Никто!
А утром… утром Алена была просто шелковая.
– Я уже все поняла, не надо мне на подушку этих волос… – рыдала она на коленях перед постелью супруга.
– Мне сказали, что ты снова встречаешься с Морозовым, – лениво ковырял в зубах Вазонов. – Значит, еще не поняла.
– Я… просто я ходила с ним прощаться, ну прости меня… – молила молодая женщина.
– Я уже простил, – пожимал плечами Вазонов. – Но знай, что этого молодого парня убила ты. Можешь так своему кобелю и передать.
У Алены началась страшная депрессия. Она всего боялась, не переставая ревела и просто не знала, как вырваться из этого круга.
Но Вазонова это мало волновало. Он добился чего хотел, – теперь Алена ни разу не взглянула на него тем прежним надменным взглядом. Теперь в доме он был господин!
На работе снимались какие-то чахлые ролики, денег артисты получали мало, но и это его не сильно тревожило – помимо работы он уже раскручивал свой маленький проектик. Делал из нелепой артистки Василисы элегантную, состоятельную особу. Причем теперь уже не только посредством журнальчика, но и словесно.
К Татьяне, к которой Вазонов частенько забегал по привычке (та без всякой корысти боготворила Вазонова, а это нравится), приходил братец-разгильдяй. Братец был молод, здоров телом и хамоват. Такой типаж, по мнению Мартына, весьма выгодно смотрелся бы в постели с кривлякой Василисой. Однако братца Никитушку надо было обработать. А он никак не обрабатывался. Только приходил к сестре, требовал денег и тыкал в сторону Вазонова пальцем:
– Опять этот боров здесь? И на сколько он у тебя нажрал? Эй, чучело, на сколько нажрал, спрашиваю!
В один день, когда Никита по обыкновению заглянул за гуманитарной помощью, Мартын Павлович сунул ему в нос журнал:
– Смотри! Старушка, а ни у кого на хлеб не просит. Ну и… не пенсией живет бабушка, наследство получила ой-ой-ой! Вот ты б к ней и обратился, с лаской да с любовью. Глядишь, она б тебе сама все и выложила… А ты все к Татьяне, много ли с нее сдерешь?
