Ещё мгновение – и я даю команду «можно». Дейк встает и идет на кухню. Арни же срывается с места как будто ее пчела ужалила в одно место . Для того, чтобы попасть на кухню, собакам нужно пройти (это о Дейке) или пронестись (это об Арни) по коридору, повернуть налево, оставляя сбоку двери ванной и туалета. Дейк, сделав пару шагов, оказывался на корпус впереди Арни. Не сказать, что бы он шёл вразвалочку, но и не бежал, чай не с голодного мыса. Арни срывалась с места, но всегда теряла позиции, потому что, скользя лапами по паркету, оставалась на одном месте. Затем всё-таки получала сцепление лап с паркетом, набирала скорость – но тут возникала новая проблема. Поворот на 90 градусов, в который у неё никогда не получалось вписаться. Зато она с регулярным постоянством вписывалась в туалетную дверь. Дверь с грохотом открывалась, Арни, перелетая через порог, ударялась об унитаз, при этом её лапы ни на секунду не останавливались, скользя теперь уже по кафельной плитке, и бежала дальше. Влетала на кухню, с разбега набрасываясь на еду.
«О! Арни? – удивленно вскидывал бровь Дейк, на секунду поднимая морду от миски. – Ты где была? Опять в туалете? Опять головой об унитаз? Ну ничего, с тебя не убудет».
Думаю, любой владелец собаки на полном серьёзе будет утверждать, что его питомец умеет улыбаться. И я его полностью поддержу. Дейк же не просто улыбался, он смеялся глядя на Арни. Вот и сейчас он смотрел на нее сверху вниз, саркастически улыбаясь, показывая ряд белых зубов: «Эй, свинка, – скалился Дейк, – тебя вообще есть не учили?». Одновременно сам, аристократически выгнув шею, выбирал, какой бы кусочек повкуснее выудить из миски.
Арни была маленькой, поэтому её ещё не научили поведению. Она ела много, быстро, всё. Всё – это значит и своё и чужое. Пока Дейк грациозно, словно боясь запачкаться, вытаскивал кусочки из миски, она уже вылизывала остатки, гоняя свою миску по полу. Поняв, что ловить там больше нечего, Арни встала на задние лапы, пытаясь стащить кусочек из большой и глубокой миски Дейка установленной на специальной стойке. Стащить кусочек не получилось, потому что миска перевернулась, упав и накрыв Арни полностью. Дейк от такой наглости, неожиданности и грохота падающей миски отскочил в сторону. Миска, словно панцирь большой черепахи, передвигалась по кухне, из-под неё раздавались чавкающие звуки. Кусочки еды оставались на полу, но тут же панцирь, словно пылесос-робот, возвращался, зачищая поверхность пола до блеска. Дейк переводил округленные глаза с миски на меня «Нет, ты видел такое когда-нибудь?»
Сняв миску-панцирь с Арни, я увидел совершенно довольную морду. Морда икала, глаза закрывались. Морда хотела спать. Я подхватил мою обжорку на руки и понёс в ванную. Дейк поплёлся в комнату занимать своё кресло. С такой соседкой не ровен час – и его можно лишиться.
Поза Дейка в кресле – это поза сфинкса. Вот и сейчас он лежал словно высеченный из камня. Сама грациозность. Картину слегка портил язык, вывалившийся от жары из пасти. Двигаться не хотелось. Тем более играть. Да и было бы с кем. С Арни, что ли? Это наглое создание чуть только прижмёшь – тут же визжит , а потом жди окрика: «Не обижай маленьких». А эта «маленькая» была невыносимо наглой, дерзкой и пренеприятнейшей для Дейка собакой. О справедливости и говорить не приходиться. Один к одному , как у людей. Появляется в семье младший ребёнок – всё лучшее ему. От игрушек до одежды и лакомств. А вот все шишки – старшему, прав он или нет.
Арни подбежала к креслу и, встав на задние лапы, посмотрела на Дейка. Дейк – само спокойствие и благородство. Вполне мирно и как-то по-отцовски даже что-то пробурчал и, сделав глубокий выдох, положил морду на лапы.
«Отстань, Арни, у тебя свои территория и игрушки, у меня – свои. Давай жить мирно».
Арни, оскалив передние клыки, стала монотонно рычать, смотря Дейку в глаза. Зная, чем всё это закончится, я крикнул:
– Прекрати Арни, пошла на место!
Арни, словно не слыша мою команду, продолжала протяжно, на одной ноте, выводить своё «р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р» провоцируя Дейка.
– Место, Арни! – повысил я голос.
Через мгновение зубы Арни впились Дейку в язык и щеку одновременно. От боли тот, взвизгнув, вскочил в кресле, в то время как Арни повисла на нём, как тряпка.
– А ну-ка отпусти, – закричал я, подбежав и хватая Арни за шкуру на загривке. Отшвырнув ее в сторону, я руками открыл пасть Дейка.
– Ну-ка покажи, что там у тебя? Ничего, до свадьбы заживёт, – произнёс я, потрепав Дейка по холке.
Дейк сглатывал розовую от крови слюну, трясся от возбуждения , злости и обиды, бросал косой взгляд на Арни: «Ничего, не всегда твой защитник будет рядом. Останемся мы один на один – посмотрим, как тогда ты запоёшь».
Потом перевёл взгляд на меня. Я продолжал гладить Дейка, смотря в его умные глаза.
«Вить, ну за что? – говорили они. – За что мне это наказание? Столько лет я мирно лежал в этом кресле. Ни проблем, ни забот, не жизнь – а рай. И на тебе, можно сказать, на старости лет этот монстр появился». Дейк снова положил голову на лапы и посмотрел на Арни.
«Ну ничего, свинка, подожди, будет и на моей улице праздник, посмотрим, куда щемиться будешь».
Щемиться Арни не пришлось. Каждый раз, уходя из дома, я закрывал их в разных комнатах. В дальнейшем, когда Арни подросла, наверняка сказалось моё воспитание, да и просто – она выросла и поумнела -конфликтов не было. У каждого была своя территория, на которую вторая сторона не претендовала. Никаких драк или дележа . Лишь изредка я замечал, как Арни съев свою еду, молча косилась на порцию Дейка, Тот снисходительно и с любовью смотрел на Арни. "Ладно, налетай, для лучшего друга не жалко"…
Попарился, называется
Помню свою первую крутую тачку. После неё каких только не было. Но ту первую, это как первую любовь, – забыть невозможно.
Хорошо помню день, как я въехал на ней в город. Сказать, что это произвело на городок в 120 тыс. населения, затерянный между угольных шахт и разрезов, фурор, – значит, ничего не сказать. К тому же стоит добавить, что шёл 1991 год, а тачка была не какой-то праворульной япошкой, а новейшей, блестящей никелем, хромом и лаком американкой.
В какие только истории и передряги я не попадал на ней. В то время я только начинал заниматься бизнесом, поэтому приходилось носиться по городам и районам, областям и краям. В стране ничего не было, весь бизнес сводился к «там взял, здесь продал». Тысячи километров накручивал на колесах своей машины, но стоило остановиться, как люди просто облепляли её. Для многих это была не машина, а летающая тарелка, из которой выходил не я, а космический пришелец.
Но самые неравнодушными и любознательными были гаишники на междугородних трассах. Не помню, чтобы кто-то из них спросил права или ещё какой документ. Самое распространённое требование было: «Откройте капот», после чего следовало: «Твою же мать. Очуметь» или: «Можно посидеть за рулём?» А дальше как под копирку: «Умеют же делать. Это кабина пилота в самолёте, а не водителя». После чего они с завистью сдвигали на затылок фуражки и желали хорошей дороги. В общем, чувствовал я себя в этой тачке круто.
