В салон машины упала уже вторая пуговица от дублёнки, а продвижения наверх не было. Двигатель не работал, поэтому в машине быстро становилось прохладно, даже несмотря на то, что люк был закрыт – словно амбразура телом.
– Давай вместе попробуем, – предложил я жене, – на раз, два, три, – и обхватил её ноги руками. Результат был достигнут со второй попытки. Не могу сказать, что она вылетела, как пробка из бутылки шампанского, но тем не менее я обрадовался, увидев над головой синее небо.
– Ура! – закричала дочь и уже через секунду была на улице. Дейка уговаривать долго тоже не пришлось. И вот, я стою, по пояс высунувшись из машины, словно капитан на капитанском мостике, и оцениваю ситуацию. Вокруг тишина, белая снежная равнина, чуть поодаль, сиротливые корпуса пионерских лагерей, высокие лохматые ели и голые березы. Где-то дятел отбивает барабанную дробь. Тихо. Ни души. Внизу у реки, из трубы баньки поднимается дымок.
Меньше всего снега досталось багажнику. Уже через пять минут, откопав его, достали сумки. Утопая в снегу по пояс, мы медленно шли, словно караван верблюдов в пустыне.
Александра Ивановна встретила нас, как всегда, радушно.
– Ну что? Отдохнёте с дорожки или сразу в баньку? – вопрошала она. – Сегодня всю ночь буранило, тракторист только завтра приедет дорогу прочистит, да и то если не запьёт. Он у нас такой, может и неделю не появиться. А что ему? Кроме меня да сторожа в пионерских лагерях здесь никого и нет. Я чёй-то машины вашей не вижу, на пригорке оставили, небось. Да и правильно сделали, сюда и на тракторе-то не пробьёшься. Я вам венички уже запарила свеженькие, время-то подходит, а вас всё нет и нет, – говорила скороговоркой старушка, то ли с нами, то ли сама с собой.
– Ему сегодня веничек навряд ли понадобится, ему лопатку бы, да побольше, – не упустила случая съязвить жена.
– А и правда, Александра Ивановна, у Вас случаем не найдется лопата, я там немного застрял. У меня в багажнике есть, но это одно название, а не лопата, – махнул рукой я.
– Да, Александра Ивановна, мой муж там немного застрял, сейчас немного покидает снежок и придёт париться, – успела вставить жена.
– Есть, но она деревянная, я ей так, вокруг крыльца только снег убираю, подойдет ли? – старушка зашла в сени и вынесла лопату.
– О нет, спасибо, – увидев лопату, покачал головой я. – Тут хорошая металлическая нужна, лучше подборка, ну или хотя бы штыковка. Ладно, вы заходите в баню, а я пошёл, надеюсь, что-нибудь придумаю.
– Другой нету, – с досадой в голосе покачала головой Александра Ивановна. – Может, у Танагашева Колана есть. Он в лагерях пионерских сторожем. Но до него сейчас добраться трудно. Замело всё.
Подойдя к машине, я постоял несколько минут, прислушиваясь. Не едет ли кто. Полная тишина. «Стой не стой, а делать действительно что-то надо», – невесело подумал я и достал лопату из багажника. Конечно, лопата – это сильно сказано. Так, лопатка. Лопаточка даже. Для игры в песочнице великовата, для откапывания машины – маловата. Первым делом нужно откапать колёса, а потом посмотрим – может, задним ходом получится сдать. Скинув на снег пуховик, я взялся за работу. Минут за пятнадцать, где лопатой, где руками кое-как очистил крышу. «Хм, силуэт обозначен, теперь понятно, где колёса, можно пробиваться и к ним, – беседовал я сам с собой и интенсивно лопатил снег. – Ты же работал в шахте, – подбадривал я сам себя. – Недолго, правда, но всё же. Вспомни, сколько твои товарищи за смену угля перелопачивали. А тут снег, работа непыльная, тем более на свежем воздухе. Не работа, а одно удовольствие».
Через полчаса удовольствие стало улетучиваться, а на смену пришла боль в спине. Я разогнул начинавшую ныть поясницу, огляделся вокруг. Никого. Прислушался. Тишина. Только одинокий дятел по-прежнему выбивал дробь. Оптимизма слегка поубавилось. «И какого чёрта ты умудрился вляпаться по самое не хочу?» – немного отдохнув, пробурчал я и снова взялся за лопату. «Ничего, глаза боятся, а руки делают», – ответил мой внутренний голос. Еще немного – и колесо освобождено. «Yes!» – радостно крикнул я, поднимая лопатку над головой. Одно колесо откопал. «Колеса четыре», – тут же напомнил мне внутренний голос, чем сильно поубавил мою радость. В воздухе запахло дымком. «Класс, на берёзовых дровишках, это вам не электрический камин, настоящая русская баня. Как же сейчас классно в парилке мечтательно подумал я. «Ещё три колеса», – вернул меня из парилки внутренний голос. Поплевав на ладони, я вновь взялся за лопату.
Стоя по пояс в снегу, копаю коридор к следующему колесу и тут слышу скрип снега. Оборачиваюсь – ко мне приближается человек на лыжах. С лопатой. Подходит ближе, вижу – шорец. Раньше я не раз бывал в Горной Шории, катаясь на горных лыжах, поэтому народ этот узнаю сразу. Мужчины и женщины невысокого роста, коренастые, с раскосыми глазами и широкой скулой, приплюснутым носов, смуглые. Горная Шория уникальна и красива своей природой. Гористой местностью, покрытой вековыми соснами и кедрами, горными реками с кристально чистой водой, рыбалкой и охотой. Не даром её природу сравнивают с природой Швейцарии. К сожалению, на этом всё сходство и заканчивается. И дело не только в разнице климата. Совершенно разный образ жизни, порядки и нравы, менталитет , ну и конечно уровень жизни. Шорцы абсолютно уверены, что если бы им не мешали (тут обычно идут перечисления – если бы да кабы), то жили бы они не тужили, не хуже чем те швейцарцы.
– Здравствуй, начальник, как дела, что делаешь? – начал он разговор с присущим этой народности акцентом и манерой говорить. Шорцы сравнительно неплохо знают русский язык, но часто вставляют ненужные приставки, иногда путают окончания, женский и мужской род. В общем, слушать их – одно удовольствие.
Я прищурил от солнца глаза, глядя на шорца, не зная, что ответить. Действительно, найти ответ на вопрос, что делает мужик, откапывающий от снега машину в чистом поле, оказалось крайне сложно. И уж совсем загнал меня в угол вопрос: «Как дела?»
– Да вот, гляжу машина в снегу, дай, думаю, хорошее дело сделаю, откопаю. Хозяин придёт – спасибо скажет. А не ты ли хозяином будешь? – на полном серьёзе спросил я шорца.
– Нет, не моя. У меня только лыжи, очень хорошие, быстрые как стрела. Ещё от отца остались. Его Адайак звали, что значит умный, верный, преданный как собака. Он охотник был хороший, белке в глаз попадал, шкурку совсем не портил. А однажды он с соседом, Чиспияковым (с шорского это значит «маленький господин тайги»), на медведя с вилами ходил.
– То есть не твоя машина? – спрашиваю я, что бы прекратить начавшуюся сказку о «великом шорском народе», которых я наслушался, катаясь в Горной Шории на лыжах.
– Говорю же, не моя. Я вчера ходил к Александре Ивановне, машины тут не было. Мож, сегодня какой пьяный или ненормальный решил проскочить? – со знанием дела закончил шорец.
– Моя это машина, понял? Иди куда шёл, – без злости ответил я и снова принялся копать.
– Зря ругаешься, начальник, я помочь тебе хотел, вот и пришёл. Я тебя издалека увидел. Я сторож, сижу вот в том домике за лесочком, вижу: кто-то в снегу копается, дай, думаю, помогу.
