На десятом такте к луковскому контртенору присоединилось бархатное сопрано Марины Глебовны. Учительница усилиями своего голосового тембра словно оплетала тонкую стальную нить вокальной партии главного инженера. Чуть позже к сопрано присоединились хоры. Подобно волнам океанического прибоя, слитые воедино детские голоса раскачивали кружево дуэта главного инженера и учительницы, то относя их куда-то далеко, где контртенор и сопрано тонули эхом в глубинах струнных, то выбрасывая их на жесткие контуры духовых. В этой музыке было все, о чем мог мечтать человек, жертвующий всей своей жизнью ради прекрасного будущего планеты: восхитительные открытия и невероятные приключения, роковая любовь и трогательная нежность, упоение жизнью и преодоление смерти, в конце концов.
Когда со сцены прозвучал последний звук, еще десять минут над залом царила абсолютная тишина, которую нарушил Пронькин, потерявший от переизбытка чувств сознание и гулко ударившийся затылком о деревянный настил пола.
– Настя! Единственная моя! Ну, разве после такого можно оставаться равнодушным?! – вопрошал жену Литвиненко по дороге из клуба.
Анастасия Петровна молча улыбалась и поглаживала своею ладонью поддерживающую ее руку мужа.
– Равнодушным быть по определению нельзя! – отвечал за нее начальник планового отдела, идущий со своей супругой чуть поодаль. – Природа и та неравнодушна. Вот сейчас вы станете свидетелем образования новой планетарной системы. Как много в этом зрелище настоящего чувства! Моего, причем! День за днем, год от года, мы с зоотехником и участковым несли свою вахту, изыскивая в холодных просторах вселенной признаки неизвестного. Как мы надеялись, как мы мечтали, любили, можно сказать, свою мечту! И, в определенном смысле, вчерашнее открытие является следствием нашей любви. Именно так: начало образования новой планетарной системы в 924 секторе – плод нашей с зоотехником и участковым любви. Разве я не прав?!
– В свете последних открытий квантовой физики – утверждение спорное, по сути, а по справедливости, можно и так выразиться, – расплывчато отвечал директор, не отягощенный знанием основ фундаментальной физики.
– Почему же спорное? – настаивал Валериан Павлович. – А что, если мы слишком поверхностно воспринимаем текущую реальность?! Что, если сознание все-таки является в своей глубинной сути энергией и способно воздействовать на сущностные процессы в природе? Разве это как-то умаляет роль демократии в истории? Даже наоборот! Бескрайние широты открываются!
– Ну, про широты ты хватил! – попыталась утихомирить разгоряченного научной полемикой мужа Людмила Степановна. – Какие там широты?! В мозгу щи варить, что ли?
Рюрикова смутила критическая реплика мудрой супруги, и он крепко задумался, подыскивая новый, весомый аргумент. Однако придумать он ничего не успел, потому что из-за угла на них вылетел взъерошенный Жора.
– Луков убег! – крикнул молдаванин.
– То есть куда или точнее так: откуда убег? – уточнил начальник планового отдела.
– Из клуба убег, – задыхаясь, пояснил Жора. – Из трубы вылез, через окно и в тайгу.
– А почему? – присоединился к их разговору Юлий Иванович.
– Мария Глебовна после концерта предложила ему замуж, – ответил молдаванин.
– Ну, и?.. – не понял Литвиненко.
– Он в окно прыгнул и убежал, – развел руками молдаванин. – А Марина Глебовна на шторе повеситься хотела. Ее Тумбалиев срезал.
Директор, начальник планового отдела с супругами, срочно вызванный на место происшествия участковый и Жора стояли перед сценой клуба. На сцене рыдала вголос Марина Глебовна.
– Что же все-таки произошло? – спросил у нее Литвинов.
Учительница не ответила и зарыдала еще громче.
– Марина Глебовна, – окликнул ее начальник планового отдела, – подойдите к нам, немедленно прекратите истерику и как член профсоюза объясните нам: почему главный инженер свинтил в тайгу.
– Я ему говорила, что люблю его всякого, возьмите меня замуж. А он говорит: «Теперь я не достоин вас, хоть вы все неправильно поняли». И ушел! Навсегда! – продолжая захлебываться слезами, залепетала учительница.
– Понятно! – тяжело вздохнул Рюриков. – Это потому что он приходил.
– Кто – «он»? – не понял директор. – Вот мне лично ничего не понятно.
– Я вам потом все объясню, – пообещал начальник планового отдела.
– Почему потом? – растерялся Юлий Иванович. – Кто приходил в итоге?
– Заяц-оборотень приходил, – подсказал Жора. – Это все его дела!
– То есть вы хотите сказать, что наш главный инженер убежал в тайгу, потому что приходил заяц-оборотень? – не поверил своим ушам Литвиненко.
– Получается так, – пожал плечами Валериан Павлович, – что я могу поделать?!
– И вы это серьезно?! – перешел на повышенную ноту директор.
– А как я еще могу, если член профсоюза утверждает, что приходил?! – взял ту же ноту начальник планового отдела и повернулся к учительнице: – Приходил или нет?
– Приходил, – поклялась та. – Я в ту ночь ему бульончик сварила и в клуб принесла.
– Но этого же не может быть, – воскликнул Юлий Иванович, схватил первый попавшийся ему под руку металлический предмет и приложил его ко лбу.
Предмет оказался на удивление тяжелой дверной задвижкой. При ближайшем рассмотрении директор осознал, что задвижка отлита из чистого золота.
– Невероятно! – простонал Литвиненко, с отвращением бросая скобу на землю. – Как нам теперь поступить? Нужно звонить в центр!
– И что вы им скажете? – осторожно поинтересовался начальник планового отдела. – Что по причине интимной связи с зайцем-оборотнем главный инженер леспромхоза убежал в тайгу?!
– Да, – согласился обессиленный эмоциями директор, – не звучит как-то. Но делать что-то надо, Валериан Павлович?!
– Пока ничего делать не надо, – заглянул ему в глаза тот. – Ждать надо. А Луков набегается и сам вернется.
– Вы думаете? – с надеждой взглянул на него Юлий Иванович.
– Уверен. Мало ли что в жизни случиться может, – широко улыбнулся Рюриков и добавил: – Не хотел вам до утра говорить, но бригада Прокопенчука вышла на последние пятьдесят метров. К рассвету магистраль будет готова. И еще: звонил господин Фролов, интересовался. Я ему сказал. Он решил через двадцать дней комиссию на приемку магистрали прислать. Даже телевидение будет и краевые инвесторы. Поздравляю, в общем!
– Наконец-то! – тут же забыл обо всем другом директор. – Господа, мы смогли! Едемте смотреть!
– Утром. Уважаемый Юлий Иванович, только утром, – остановил его начальник планового отдела. – В семь дорожники подгонят мотовоз и поедем. Не пешком же нам по рельсам топать?!
– Со мной же как?! – опять всхлипнула рядом Марина Глебовна.
– Эх, милочка! – по-отечески приобнял ее за плечи Валериан Павлович. – Как быть?! А вот так и быть! Пойдем, у нас переночуешь. Твоя беда – наша беда! – он как-то особенно взглянул на супругу. – Людмила Степановна тебя дома в порядок приведет и научит, как такую беду пережить.
