Министерство обороны наградило его медалью «За мужество», но больше оперировать он не мог – руки тряслись, когда брался за скальпель. Не мог забыть взгляда главной медсестры в момент устранения террориста. Карие глаза глубоко уважаемой им, но, к сожалению, замужней женщины были исполнены ужаса.
Учитывая его весомый вклад в науку, Министерство обороны договорилось с Министерством здравоохранения о переводе Рамиля Азымовича по его личной просьбе на должность главного врача городской больницы № 3, по месту жительства. Так хирург-герой вернулся домой, где стал жить жизнью одинокого человека.
Он неоднократно пробовал завести отношения, но всякий раз, предпринимая новую попытку признаться женщине в любви, вспоминал испуганные глаза старшей медсестры и вновь замолкал на годы.
В конце концов одиночество его доконало: он поехал в детский приют для детей с ограниченными возможностями и усыновил троих мальчиков с синдромом Дауна – Эдуарда, Артура и Ричарда. Через пятнадцать лет каждый из мальчишек мог одной рукой перевернуть легковой автомобиль.
И, как бы там ни было, у них было счастливое детство. Рамиль Азымович перечитал мальчикам вслух всего Кира Булычева, всего Станислава Лема, всего Анжея Сапковского и даже всего Рэя Бредбери. В день их совершеннолетия он прочитал им «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». Добрый татарин таскал детей по всем выставкам и концертам, а в Новый Год обязательно возил их на Кремлевскую елку в Москву. Научился по книгам готовить и кормил приемышей, как в ресторане. С третьего класса устроил их в секцию тяжелой атлетики.
Следует ли говорить, что при поступлении на работу в больницу, возглавляемую Рамилем Азымовичем, крепкие и преданные медицине ребята тут же обеспечили тотальный порядок и дисциплину. Минимум пять лет никто из лечащих врачей и обслуживающего персонала не мог вспомнить, когда последний раз опаздывал на работу. Мальчики так и не научились толком говорить, однако непостижимым образом понимали каждую, даже самую незначительную, мысль приемного отца.
Несколько раз Рамиль Азымович брался писать монографию «О возможности клинической диагностики телепатических способностей», но всегда в последний момент отказывался от своего честолюбивого намерения, опасаясь, что его могут обвинить в научном популизме.
* * *
Уже светало, когда Петр Николаевич открыл глаза и обнаружил себя лежащим на своей кровати, а рядом стоящих Наташу, церковного старосту, пожилого врача-татарина и дюжего санитара.
– Что со мной?! – беспомощно обратился он к Наташе.
– В вашем положении лучше не вспоминать! – как можно убедительнее заверила его она.
– А какое у меня положение?! И кто это? – указал физик на врача и санитара.
– Рамиль Азымович Чаушев, – представил врача Йонас Хенрикасович, – главный врач третьей больницы!
– Очень приятно! – поздоровался с ним Петр Николаевич. – Какими судьбами?
– У вас, дорогой мой, был гипертонический криз, – проинформировал Рамиль Азымович. – Мы проблему двумя укольчиками сняли, но злоупотреблять алкогольными напитками вам категорически нельзя! В смеси с укольчиками они убьют вас!
– Когда это пройдет? – испугался физик.
– К вечеру следующего дня, как минимум, – ответил профессор.
– Долго! – огорчился Петр Николаевич.
– То есть – долго? – не понял староста. – Вас только что с того света вытащили!
– С того света правильно… но не полностью – меня ждет адское похмелье! – объяснил свою реакцию Петр Николаевич.
– Профессор вам еще укольчик снотворного сделает. Вы поспите, а я вас посторожу! – взяла его за руку Наташа.
– Совершенно верно! – подтвердил врач. – Основные последствия мы заглушим, ну а потом уж сами. Силой воли!
– И молитвой! – добавил Йонас Хенрикасович.
– Не бойтесь! Молиться буду я! – еще крепче сжала его руку Наташа.
– Это очень благородно с вашей стороны! – попытался улыбнуться физик. – И все-таки: что случилось?
– Делайте укольчик, доктор! Делайте! – поторопила врача добрая Наташенька.
Тот послушно нащупал венку на левой руке Петра Николаевича и ловко пронзил ее иглой.
Взор физика заволокла туманная дымка, сквозь которую он увидел очертания космического корабля, парящего над созвездием Гончих Псов. Он сам, в белоснежном кителе, стоял на мостике судна и пристально смотрель вдаль, за пределы смотрового стекла из полуметрового стеклопластика. Рядом с ним сидел на стуле Борис в смокинге и с виолончелью и выводил смычком неизвестную, но прекрасную мелодию. Мимо корабля проплывали разноцветные волны неизвестной земной науке энергии. Они обвивали весь корабль, отчего он напоминал новогоднюю елку, украшенную праздничной гирляндой.
Картинка скоро растворилась в безграничном бархатном мраке, откуда его позвал далекий голос Наташи: «Петр Николаевич?! Петр Николаевич?!»
– Да?! – с трудом оторвал он голову от подушки и понял, что давно уже утро.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась женщина.
– Плохо! – честно признался физик. – Космически плохо!
– Это ничего! – улыбнулась ему Наташа, – я вам супчик сварила из свежей конины. Санитар от Рамиля Азымовича привез. Вы супчик скушаете, и вам полегчает. Потом мы пойдем с вами погуляем. Долго гулять будем. У меня первый муж так же страдал. Так он с утра по десять километров мог гулять. Пока яд из тела не выходил.
– Кем работал? – полюбопытствовал Петр Николаевич.
– Работает, – вздохнула женщина, – нашим участковым так и работает. Не спрашивайте, чего разошлись.
– Не буду! – клятвенно заверил ее физик.
– Два года ждал, но не любила я его, – словно не слыша собеседника, продолжила она. – И детей Бог не дал. По праздникам двадцать лет созваниваемся. Хороший он человек.
– Двадцать лет! – с печальным вздохом повторил Петр Николаевич. – Ровно двадцать лет я тоже один живу. Умерла жена. Трудно ей было: сначала в ней видели Эйнштейна, потом НИИ закрыли, и она попробовала в школе математику преподавать. Но как-то тяготило ее это.
– Почему она умерла?
– Если совсем коротко: не любил я ее. И детей тоже Бог вовремя не дал, иначе фиг его знает, как сложилось бы!
– Мои соболезнования, – отвела взгляд в сторону Наташа и увидела за окном приближающегося Бориса.
– Нет! – обеспокоенно крикнула она и поднялась со стула навстречу приятелю Петра Николаевича.
Борис без стука вошел в дом и застыл на пороге, обнаружив там Наташу.
– Борис, – решительно обратилась она к нему: – Если Петр Николаевич выпьет сегодня хоть каплю, то он точно умрет. Ему укол сделали.
– Наверное, «торпеду» вшили? – сразу предположил приятель. – Мне тоже вшивали. Я ее вилкой доставал. Бузил?
