Подмышки Царицы, живущей в шатре из пыльцы под Большой Липой, изменили свой запах. Он приобрел терпкость свежей мочи молодой серебристой кошки. Царица, окруженная людьми, лица и руки которых были окрашены нежной танакой, подняла глаза к небу. Зрачки людей с концентрическими рисунками, спиралями, волнообразными разводами на предплечьях, кистях, лбах и подбородках последовали за ее взглядом. Пройдя взорами траекторию от черноты земли к черноте над их головами, люди вгляделись в вереницу темных лун, поражаясь их разновеликости и многообразию их оттенков. Вот луна растущая, перешедшая за середину развития, покраснела, пылает приглушенно. Вот старая, но совсем маленькая болотно-зеленая, с коричневыми подпалинами по зазубренному, словно от долгой жизни, краю. Вот невинный серпик, блекло-голубой, неясный, нежничает, ищет к кому приласкаться. И множество фиолетовых лун, почти растворенных в небесной глубине, но всё же уловимых, барахталось среди недвижных, полных тяжестью облаков. Все это наводило на мысль о том, что звезды приблизились и тоже стали спутниками основной планеты. По крайней мере, те, что захотели попасть в поле деятельности Земли, позавидовав прежде единственной близкой к голубому шару избраннице. Но ее пока не было. Стали яснее мутно-оранжевые и бирюзовые мелкие диски, мерно пульсирующие на заднем плане небосвода. Зашевелились эллипсы, опрокидываясь, становясь на время невидимыми и потом снова являя себя полновесно изумрудными, плотными, на радость глазам. Время стояло ровно, не колышась, не тревожа. Его власть чувствовалась явственно, но не обременяла, напротив, умиротворяла все вокруг людей и их самих, столь непривычных к равновесию. Ждали.
В полном и непрерывном покое что-то поколебалось. Нет, это еще не было движением. Время уверенно и мощно стояло на месте, но в этой стабильности наметился легчайший намек на воздух, на трещинку, сквозь которую тот мог проникнуть. И, когда почти неуловимый, словно позывные летучих мышей, звук оповестил изменение, когда проступила на траве внезапная и обильная жаркая роса, и время сорвалось и помчалось, на небосвод явилась во всей роскоши, набухшая полнотой луна, и Царица посмотрелась в нее, и глаза ее закатились от восторга, в который привело ее собственное отражение. Люди ринулись к ней, торопясь выполнить волю Луны, удовлетворить желание Царицы. Время мчалось, неровно дыша, сбиваясь и выправляясь в своем возбуждении, время подстегивало людей. Зеркало Луны отражало торжественный ритуал, отправление многотрудного культа. Мелкие луны роились в беспрерывном движении, мрак сиял, ветры остужали утомленных страстью, еле живых от пережитых наслаждений людей, и все новые шли к Царице.
Наконец Царица исторгла вопль, в тот же миг Полная Луна подставила ей себя, дабы та могла насладиться своим новым отражением.
Луны и люди ушли. Глаза Царицы закатились во второй раз. Теперь она нравилась себе еще больше. И восторг был окончательным.
9.
На новом месте мы могли завтракать раздельно или вдвоем, по настроению. Я варила себе кофе, бросала в него кружок лайма, резала кубиками крошечные сладчайшие бананчики, липнущие к ножу, оранжевую папайю и спелое манго цвета утиного желтка, заливала фруктовый салат йогуртом местного производства без крахмала и сахара и располагалась за столиком на лоджии. Йогурт вкусен, и молоко здесь просто волшебное. Так бы и питалась одними манго, запивая вкуснейшим meili. Все молочные производства в Таиланде заведены, кажется, в основном для иностранцев. Тайцы больше пьют соевое молоко с шоколадом и другими добавками, до Рамы IX коров выращивали в основном на мясо. Но король профинансировал программу, призвал свой народ заняться производством молочки, и население с радостью принялось за новое дело. Многие считают, что организм тайца не приспособлен расщеплять молочный белок. А может быть, это миф. Живут фаранги здесь и мало что доподлинно знают о народе, в стране которого поселились. Но никогда не называть их детьми, не проводить параллель между их добротой и детской наивностью – научились. Для тайца сравнение с ребенком равносильно констатации его глупости. Во всех этих тонкостях я потихоньку начала разбираться, общаясь с людьми в хорошо кондиционированных магазинчиках сети под названием 7/11, на рынке, на пляже, собирая информацию с миру по нитке.
Я глотала кофе, любовалась шевелением пальмовых перьев внизу, разглядывала извивы кованых ножек стола и стульев, которые поддерживали сиденья и столешницу, инкрустированные цветным камнем в виде симметричных цветочных лепестков. Совсем недалеко шевелилось чешуйчатое, почти белое под утренним солнцем тело моря. Желтоклювые деловитые птицы, немного похожие на дроздов, прилетали и разгуливали по крашеным перилам в метре от меня.
После завтрака я распахивала двери на лестничную клетку и раздвигала стеклянные створки лоджии, давая сквозняку двигать охлаждаемый собственным движением воздух. Ветер осваивался и принимался гулять по студии, бузить и шарахаться с улицы через квартиру и всю лестничную клетку до лифта, хлопая и шурша всем, что попадалось, и так же некоординированно и беспорядочно – обратно. Зато дышалось легко, и не требовалась надоедливая работа кондиционера. Можно сделать записи в дневнике, найти для скачивания нужный фильм и книгу. Потом мы могли со Старым вместе отправиться на прогулку, бродить до самого обеда. Вдоль набережной и по всему бесконечному пляжу разгоралась торговля. Старик покупал для меня огромные крученые сахарно-белые раковины, коих скопилась уже целая коллекция, керамических рыб – молочных карпов, усеянных алыми пятнами, смоляные вазы, испещренные гибкими резными драконами, зеркальца в рисунчатых футлярах с изображениями слонов, и бабочек, и цветов, вискозные сарафаны и шальвары, саронги ручного крашения, трескучих деревянных жаб и мужскую соломенную шляпу, которая мне так понравилась. Старый разбирался в жемчуге и долго перебирая и рассматривая у разных торговцев, выбрал наконец для меня несколько ниток: крупный ярко-белый, продолговатой формы, черный круглый с бронзовым и медным отливом разного оттенка у каждой отдельной бусины, розовый с серебром – длинная нитка мелких, нежных горошин; несколько нитей ровного круглого бело-молочного и, наконец, странный, корявый, уродливый фиолетово-черный.
– Этот жемчуг имеет название: барокко. Ну-с, барышня, что означает это слово? Да-да, ты прекрасно знаешь, стиль, ну, а дословно? Причудливый, странный, склонный к излишествам, порочный, perola barroca – жемчужина неправильной формы, жемчужина с пороком.
– Старый, это самый модный теперь жемчуг! С червоточинкой, с чертовщинкой!
Моему восторгу не было предела. Всё мое женское естество торжествовало, пело и сияло во мне. Я погрузила дары в мягкое чрево тут же купленной наволочки, шитой бисером по контуру аппликации в виде трубящего победу бежевого слона, и мы отправились выбирать уличную кухню с несколькими столиками, дабы сытно пообедать.
Мы прошлись по Чаепрыку в сторону Сукхумвита и уселись под соломенной крышей за покрытый простой клеенкой стол. Сто раз повторив «ноу спайси» и приправив эту просьбу отчаянной жестикуляцией и «страшными» глазами, дабы нам не подали перченой по-тайски пищи, мы заказали великий суп, суп супов – том ям кун, салат сом-там и патай – жареную лапшу с курицей и овощами. Перед нами поставили графин ледяной воды, принесли круглые ложки с короткой ручкой из нержавейки, такие же вилки с совершенно тупыми зубцами и вдобавок палочки. Сами тайцы едят ложками и палочками, но часто можно увидеть, как запросто орудуют вилками.
