Пока никто не думает о завтрашнем утре. Сейчас надо войти в воду поглубже и осторожно опустить на самую нежную и маленькую волну свой кратонг. Бесполезно отправлять его в путь, не войдя в воду. Он тут же вернется к суше, опрокинутый на бок и попросит повторить действие. Нет. Необходимо умение и выдержка, чтобы терпеливо, медленно погрузить донышко в воду, осторожно толкнуть круглое судно вперед, так чтобы брызги и пена не попали на дымящееся курение, не загасили свечи. Он поплывет, колыхаемый встречной волной, постепенно пропитываясь влагой и солью. Он должен двигаться вглубь от тебя, в простор залива, на выход, в иные пространства во имя Будды. Он уходит под то и дело возобновляемые залпы фейерверков и петард, в дыму, плывущем над берегом и небольшой полосой воды. Дальше – чисто. Там ему будет вольготно. Там он должен встретиться с луной, которая до времени не открывается, бережет силы, готовит торжественное свое появление среди напряженности ожидания.
Пожилая тайка, ровная спина, седая стрижка, боясь замочить цветные брючки, останавливается у кромки, ждет очередного подступа воды, держа свой горящий и дымящийся кратонг на выдвинутых вперед руках. В надежде на участливую волну она наклоняется и опускает ношу. Но вода за секунду до окончания ее движения повернула вспять, сбежала. Кратонг, слегка накренившись, лег на мокрый песок. Мальчишка лет семи шустро подпрыгнул к старухе, с вопросом заглянул в глаза, получил в ответ морщинистую неуверенную улыбку и в одной торжественно вытянутой руке со своим, в другой – с только что подобранным с песка дымящимся кратонгом ринулся вперед, подальше, за уже совсем близкую мель, которая вот-вот откроется, покинутая отливом.
В то время как севернее, над центральными пляжами, собирается огненное облако – летучая стая фонарей, отправленных в путь над морем, мальчишка еще много раз вернется, пробираясь между другими входящими в воду детьми и взрослыми, поблескивая смоляной шевелюрой, темным тельцем и прилипшими к ногам мокрыми бриджами, чтобы отправить в путь неудачно запущенные и прибитые длинной волной к берегу чужие кратонги. Он осознаёт, что вместе со всеми свершает магический ритуал, служит духу Матери Воды, в надежде воплотить и свои детские мечты, отправляя в плаванье волшебные кораблики.
Море еще дальше отползло от широко распластавшегося теперь берегового песка. Мальчишка преодолевает добрую сотню обратных метров, несется к товарищам, которые вот-вот подожгут горючий диск еще не ожившего фонаря. Младшим такого серьезного дела не доверяют. Солидный подросток позволяет малышне только придерживать белый пузырь по краям. Огонек спрыгивает с края зажигалки на фитиль, фонарь обретает жизнь, пламя крепнет, наполняет теплом полупрозрачную емкость, теперь нужно выровнять легкую конструкцию и, действуя так же медленно и внимательно, как и в деле с кратонгом, запустить фонарик в небо. Здесь и там нужна сноровка, навык терпения, чувство баланса. Фаранги прибегают к помощи тайцев. Услуга входит в цену фонаря, до времени лежащего вместе с сотней других, разных размеров, в огромном пластиковом мешке. Торговец позволит фарангу подержаться с краю за фонарь, почувствовать свою причастность к действию, но будет налаживать ход светляка сам, иначе все может закончиться, не начавшись: фонарь накренится в полутора метрах от земли, сомнется, свернется в неопрятный кулек и, загоревшись, косо повалится и быстро обуглится на песке, оставив после себя печаль по неисполненному желанию и тонкий металлический ободок. В руках торговца фонарь, покапризничав и поколебавшись, раздувается, становится гладким, наполняется ровным сиянием и медленно плывет в сторону воды и вверх, присоединяясь к разрастающейся стае братьев, что идет с противоположного края города, и волею неощутимого ветра движется на юго-восток, заполняя собой глубокий и темный небосвод. А там, в стороне, откуда светляки в великом множестве своем являются, чернота заполнена бесчисленными точками все новых и новых огней.
Песня о плывущей травяной лодочке в разных вариациях, от детских версий до рок-обработок бесконечным повтором заполняет уши вместе с привычными уже бабаханьями, шипением, свистом и визгом пиротехники.
Народ прибывает, вода отступает. Волны в глубокой темноте вытягиваются в длину, истончаются, раскидывают свои объятья, протяжно подкатывают к новому берегу и, принимая подношения, стараясь не загасить огня, уносят кратонги прочь. Рядами и островками мерцают огни среди шевеления воды. Живой залив дышит огненно снизу и сверху: высоко, но ниже облачных заслонов, движется армада пылающих фонарей, не имея начала и конца. Небо и море путаются, меняясь огнями, текут друг в друга, всё более разгораясь и мороча людей, добавляющих сумятицы фейерверком.
Празднование достигает апогея. Небосвод освобождается от ненужных теперь облаков. Пространство расширяется, обретает глубокий бархатный синий цвет, и на его фоне торжественно являет себя полная, без изъяна, идеально правильная луна. Она царственно зияет теперь отверстием внутрь мироздания, в верхнюю бездну, открывшую свой круглый сияющий вход. Опрокинутый туннель сияет холодным магнетическим светом над людьми и морем, над надеждами, упованиями, верой, безверием и снова надеждой, над стихиями и роком, над кармой человечества.
Одиночество в праздничной толпе может быть прочувствовано на Лой Кратонге в полной, исчерпывающей мере. Обостряется оно присутствием рядом особого единения людей внутри каждой отдельной группы. Соединенные семьей, поджигают и отправляют они в небо свой фонарик, окруженный тайной желания, загаданного и ожидаемого вместе. Одинокому человеку не с кем разделить свои ожидания чуда и в этом особая острота отчужденности.
В этот вечер Старик ушел домой, извинившись, раньше восьми, не более чем через час, как стемнело, и я осталась в празднике одна. Только после десяти я решила набрать номер Нари.
10.
Она приехала в этот раз на красном «Ярисе» и повезла меня в торгово-развлекательный центр «Фестивальный» угощать суши в японском ресторане. Мне показалась она похудевшей, более подтянутой и ладной. Волосы ее были гладко зачесаны и собраны в узел, что ей очень шло. Она почти ничего не ела – «Боюсь растерять достижения: сидела на диете», – но мне радушно предлагала попробовать то одно, то другое. Потом мы перебрались в европейское кафе на третьем этаже и выпили коньяку и кофе. Беседа не очень клеилась. То, что Нари не испытывает особой любви к Москве, что учиться в главном универе России для нее было дорого, что друзей она там так и не завела, а на преподавателей обижалась за отсутствие должного внимания, повторено было неоднократно.
– Понимаете, я голодала. Мои родители больше были обеспокоены судьбой брата, и меня не спешили поддерживать материально. Но перед соседями делали вид: отправляли посылки с лапшой.
– Но если вам лично так не понравилось в Москве, почему же младшие не остались учиться в Таиланде? – недоумевала я.
– Знаете, тут был такой человек, он хорошо рекламировал русское образование, оформлял необходимые документы… Это его бизнес. Родители его мнению очень доверяли.
– Он что, русский?
– Нет, таец.
– Ничего не понимаю! Но почему именно Россия? – задав вопрос, я вдруг осознала верный ответ, который, разумеется, не получила бы от Нари: русскоязычные туристы – сейчас основной хлеб курортов Таиланда. Да-да, наплыв соотечественников столь бурно увеличивается, что тайцы, владеющие русским, получают неограниченные возможности заработков. Сфера туризма – безбедное существование. А риелторский бизнес, юридические услуги! Это же непочатый край работы для переводчика. Ярослав рассказывал, а здесь все подтвердилось: русские скупают в Тайе береговую недвижимость, как голодные, несмотря на отсутствие каких-либо льгот в получении вида на жительство или права на землю, несмотря на необходимость ежемесячного продления визы и кучи других минусов! Притяжение тепла. Обилие солнца, близость залива, экзотика – русские очумели от непривычного. Завершает выбор низкая цена на недвижимость. В Европе зима прохладная, даже в Испании и на Крите она есть. А здесь – никогда! Камбоджа еще не оправилась от «красных» последствий, во Вьетнаме климат слишком влажный, гнилой, в Мьянме вообще кошмарная политическая ситуация, в других странах Тихого океана – свои заморочки, вот и ринулся русский народец, тот, что с каким-то достатком, в благословенный Тай. Родители Нари были дальновидны. Больше вопросов я не задавала.
