Он махнул рукой.
– Тебе, Миша, этого не понять, но… В общем, когда все одинаковы, выбирать все равно приходится. Так получилось.
– Ну, если честно, я рад…
– А я буду рад, когда начну помидоры выращивать, на пенсии, – ухмыльнулся Бузькин, пропуская Сергеева в дом.
– Ты? На пенсии? – спросил Умка и покачал головой. – С трудом верится, Васильевич. Как-то плохо представляю тебя, ухаживающим за помидорами.
– Я и сам себя плохо представляю на огороде, – признался Бузькин.
– Ты, Валерий Васильевич, не спеши. На пенсию всегда успеешь.
Значит, Васильевич выбирал не сам. Сергеев хорошо знал, какая судьба помогла коллеге сделать выбор. Даже догадывался, в каком чине она была.
В доме тоже было полно охраны, причем дежурили парами, только у дверей кабинета Блинова стоял один человек. Увидев Бузькина, телохранитель подобрался и даже зачем-то насупился.
– Потом переговорим, – сказал Васильевич, указывая подбородком на дверь. – Заходи. Ждет. Пьет с ночи, а не пьянеет. Извелся весь.
И добавил, понизив голос:
– Знаешь, он сейчас как капитан на тонущем судне…
Сергеев пожал плечами.
– Что? Не жаль? – спросил Бузькин, печально улыбаясь. – А мне жаль… Он, как оказалось, из всех самый нормальный. Не озверел до конца… Я каждого из этой команды вблизи видел, можешь мне поверить. Еще те упыри!
– Ну, да… – хмыкнул Умка. – Этот, наверное, помельче…
Мелкий упырь сидел в кожаном кресле со стаканом виски в руке и, несмотря на полупустую бутылку, стоявшую перед ним, был до неприличия трезв.
– Приехал! – констатировал он с удовлетворением в голосе. – Слава богу! Снизошел! Ты сво-о-о-ободен! Словно птица в небесах! Ну, здравствуй, мой принципиальный друг!
– И тебе – здравствуй! – поздоровался Сергеев, направляясь к столу. – Ты, Володенька, не пой лучше. Не надо!
– Что? Впечатляет? Вот я открыл в себе очередной талант, а ты недоволен! Стакан возьми! – попросил Блинов. – Я больше в одиночку пить не могу. С охраной Васильевич не дает. Прислугу я отослал. А в меня, если с зеркалом чокаться, больше не лезет…
– А много влезло? – спросил Сергеев.
– Много, – признался Владимир Анатольевич. – Но что-то я пью, а сам все трезвее и трезвее… Возьми стакан, Миша, я тебя прошу! Ради нашей старой дружбы – возьми!
Умка плеснул себе в стакан на два пальца и опустился на диван, возле журнального столика.
– Ну? – осведомился он. – За что пьем? Или просто так пьем? Чтобы солнце поскорее село?
– За конец блестящей политической карьеры пьем, Мишенька, – ответил Блинов серьезно. – За конец моей политической карьеры. Потому что, похоже, ей настал окончательный и бесповоротный пиз…ц!
Блинов изрядно отхлебнул из стакана и даже не поморщился.
– Что так мрачно?
– Это еще оптимистично, – возразил Владимир Анатольевич. – Вот если меня закроют, тогда будет настоящий мрак! Вот скажи мне, как человек опытный: я, который столько обо всех знает – долго ли в камере проживу?
Сергеев развел руками.
– От тебя зависит. Если начнешь петь – наверное, недолго. Как я догадываюсь, у тебя влиятельные враги?
Блинов фыркнул, как нюхнувший нашатыря кот.
– Других не держим. Но я им, блядям, в руки не дамся!
– Харакири сделаешь? – спросил Сергеев, не удержавшись. – Володя, да тебя отсюда выцарапают в две минуты, будь реалистом! Ну что, твои центурионы в прокурорских будут стрелять?
– Не поверишь! – огрызнулся зло Блинчик. – Будут. За те бабки, что я им доплачиваю, они во всех будут стрелять! И в президента, и в премьер-министра, и в генерального прокурора. Он меня, сука, арестовать вздумал! Он же наш партиец! Мы же с ним такие дела крутили!
Владимир Анатольевич затрусил головой и впился в край стакана с темпераментом оголодавшего вампира.
– Точно в камере долго не проживешь, – вздохнул Сергеев. – Плохие у тебя в тюрьме перспективы, Володенька. Нельзя о нашем генеральном прокуроре, о светоче законности, такие вещи говорить! Разве мог он снизойти до того, чтобы с барыгой-депутатом дела делать?
– Это кто барыга? – возмутился было Блинов, но тут же скис. – Три уголовных дела, – произнес он с трауром в голосе. – Три уголовных дела за неделю. Веришь, не что-то крупное, так, мелочи, чтобы не дай бог кого не зацепить как подельника. Но по совокупности могут и десятку впаять… Тут уж как прокурор попросит!
– А я даже догадываюсь, сколько он попросит, – поддержал Умка. – И кажется мне, что это будет не минимум…
– Однозначно… – протянул Блинов. – Максимум. И что обидно – я эту суку в кресло сажал. В первый раз – я. Он мне ноги целовать должен! Не будь меня – сидеть бы ему или в области прокурором, или на красной зоне – зэком. Он такое вытворял… А теперь на меня! Три уголовных дела!
– Успокойся, – попросил Сергеев. – Мученик! Ты меня зачем звал? В жилетку плакать?
– Тебе поплачешь, – буркнул Блинов, делая очередной глоток. – Ты же, как наждак!
– Блинов, я уже понял, что тебе херово. Зачем весь этот цирк на проволоке? Какой прокурор? Какие дела? Ты же неприкасаемый!
– А неприкасаемый – это не пожизненно, – улыбка у Владимира Анатольевича получилась совсем кривая, скорее гримаса, а не улыбка. – Нынешний президент мне ничем не обязан, сам понимаешь. Его окружение неровно дышит, когда меня видит, хотя половину из них за руку в политику провожал!
– И воспитанники у тебя достойные. Подготовил себе смену, Владимир Анатольевич – и иди себе с богом! Что тебя держит? Денег у тебя – полно! Мир большой, Блинчик. Если не высовываться и не пытаться организовать реванш, то мир очень большой. Можешь мне верить, я точно знаю…
Блинов посмотрел на Сергеева, как на душевнобольного.
– Ты полагаешь, что я могу спрятаться?
Сергеев кивнул, закуривая. Он все пытался заставить себя пожалеть Блинова, но не мог. Не получалось, хоть убей!
– Наивный ты человек, Мишенька! Столько лет на свете прожил, а не понимаешь, что для нас исчезнуть незаметно – недоступная роскошь. Вот если меня найдут и закатают в бетон, тогда получится бесследно, а так – нет!
– Я тебя научу, – предложил Умка. – Если задача стоит так, то я смогу тебе помочь. Это будет тихая жизнь, но я практически гарантирую, что фрагментом цементного блока ты не станешь.
– Предлагаешь всю оставшуюся жизнь жить мышью?
– Ключевое слово «жить», Володя, – резонно заметил Сергеев. – Остальное – слова второстепенные. Ты определись. Ты же сейчас бежать собрался? Так в чем смысл?
– Ха! – захмелевший Блинов взмахнул рукой, орошая виски стол, свою белую рубашку и ковер. – Вовремя отступить! Смысл! Отойду в сторонку, пока эти крысы будут жрать друг друга, а когда все утомятся – раз! – и выйду из кустов!
