Торпедный катер кубинцев взлетел на воздух до того, как Михаил успел повернуться к нему лицом. Он видел лишь взмывший в небо столб воды, наполненный обломками и шарами пламени, по ушам снова хлестнуло взрывной волной. Куски чего-то непонятного забарабанили по воде вокруг, а перед Сергеевым, прямо на белую кожу сиденья, со звуком упавшей на пол мокрой тряпки, шлепнулся большой лоскут гимнастерки, пропитанный чем-то красным. «Прогулочник» взлетел над водой, разрубая винтами воздух, и рухнул вниз, страшно захрустев корпусом.
На заднем диване катера вновь возник Кручинин с древним трофейным АК в руках и, опершись локтями для устойчивости, открыл огонь по торпеде. Это был, скорее, акт отчаяния, чем разумный поступок, но Сергеев очередной раз восхитился силе воли этого человека. Сашка не хотел умирать, и только потому не умер. Ни на заброшенной гасиенде, ни в джунглях, ни в болоте, ни на роскошном пляже возле недостроенного отеля.
Но сейчас…
Сейчас, похоже, пришла пора умирать!
Мангуст заложил еще один правый поворот, не такой резкий, как при противоартиллерийском маневре, но все же…
Судя по траектории, он хотел пройти в нескольких сотнях метров от форштевня «Академика Келдыша», идущего малым ходом.
Вот только времени на это почти не оставалось.
Обломки торпедного катера, привезенного на Кубу в начале шестидесятых в виде военной помощи давно не существующим Советским Союзом, медленно кружась, погружались на дно океана вместе с останками тринадцати членов экипажа. Двое из них закончили факультет пограничных войск при академии имени Фрунзе в городе-герое Москве, а еще двое Тихоокеанский морской институт имени Макарова в городе Владивостоке. На покой прилежных учеников отправила советская ракета, выпущенная из отечественного ПЗРК «Игла» с борта российского судна РАН, приписанного к порту Калининград.
Судьба иронично улыбалась.
Но улыбалась с иронией она не только мертвым кубинцам, но и живой пока еще троице: Мангусту, Кручинину и Сергееву – начиненный взрывчаткой цилиндр, летящий за ними по пятам, тоже был советским, родным, с надписью по-русски на круглом боку.
Последний привет несуществующего государства бывшим его гражданам.
Мангуст закричал что-то, выворачивая голову в сторону Михаила. Но расслышать его голос за ревом двигателей и треском кручининского АК было невозможно.
С трудом передвигаясь в кокпите, Сергеев подобрался поближе. «Прогулочник» трясло, как в лихорадке. Двигатели не ревели – звенели. Краем глаза Сергеев увидел, что стрелки обоих тахометров на приборной доске замерли в красной зоне – с минуты на минуту масло могло вспыхнуть от перегрева.
Мангуст ухватил его за плечо, как клешней, и подтянул к себе.
– Умка! – проорал он, как будто бы Сергеев находился не рядом, а по-прежнему стоял в нескольких метрах от него. – Как я скажу – прыгайте!
Сергеев посмотрел ему в глаза.
Они были безумны.
В них не было страха. В них не было сострадания. Они были пусты. Такой взгляд должен быть у судьбы. Или у камикадзе, поймавшего в визир прицела силуэт приговоренного судна.
Или у смерти.
Сергеев открыл было рот, но Мангуст уже оттолкнул его в сторону, озабоченный только лишь замыслом, который собирался осуществить.
Михаил заковылял к кормовому дивану, на котором Кручинин дергал заклинивший затвор АК.
Торпеда была рядом – что такое двадцать метров дистанции для снаряда, идущего со скоростью пятьдесят узлов? Стоило Мангусту сбавить газ, и взрыв прозвучал бы через доли секунды.
Когда расстояние между ними и «Академиком Келдышем» стало меньше двух кабельтовых, Мангуст обернулся. На это раз лицо у него было вполне человеческим, и сам он выглядел, как обычный отдыхающий – в шортах и «гавайке», за штурвалом прогулочного катера. Рот его открылся, он взмахнул свободной рукой, словно командуя старт, и Михаил, не тратя времени на объяснения с Сашкой, ухватил Кручинина поперек туловища и перевалился через низкое леерное ограждение навстречу несущейся воде.
Удар был такой, словно Сергеев прыгнул на асфальт с летящего на полной скорости автомобиля. Воздух разом выбило из легких, но он, вцепившись в Сашку, как в последнюю надежду, катился по поверхности, как пущенный «на отскок» камушек. Удар, еще удар, они взмыли в воздух, крутя сальто, и вновь срикошетировали от воды. Михаила приложило о волну так, что руки его непроизвольно разжались, и Кручинин мячиком запрыгал рядом уже отдельно.
И вдруг вода снова стала мягкой. Сергеев вынырнул на поверхность, отфыркиваясь, не соображая, где он находится, но, твердо помня, что надо найти Сашку и не дать ему утонуть.
Кручинин «висел» в воде лицом вниз, растопырив руки и ноги, как мертвый краб. Сергееву не сразу удалось перевернуть его на спину, но, когда это получилось, Кручинин зафыркал и задышал, отплевываясь.
Звук ревущих моторов удалялся, сам катер Михаил не видел, как не крутил шеей и не пытался приподняться – набегающие волны не давали рассмотреть горизонт.
Судно было рядом, на талях уже висела лодка, а у борта можно было рассмотреть лафет, с которого пускали ракету. «Академик» табанил обоими винтами, суетилась спасательная команда.
А вот взлетевший в воздух столб дыма и воды Сергеев увидел. Грохот взрыва донесся до него – громкий и продолжительный, словно раскат грома.
Заяц догнал черепаху.
Он позволил себе потерять сознание только тогда, когда их с Кручининым подняли в лодку. Сергеев еще чувствовал на себе чьи-то руки, укол иглы в сгиб у локтя, холодные прикосновения стали…
Когда он открыл глаза, было уже темно. За круглым стеклом иллюминатора на черном бархате южной ночи отблескивала луна.
Корпус судна ритмично подрагивал. «Академик Мстислав Келдыш» шел полным ходом, покидая район спасательной операции. В каюте, где лежал Михаил, работали лампы ночного света, заливая белые простыни мертвенной синевой. И в этом синтетическом, пропахшем дезинфекцией свете лицо Дайвера смотрелось вытесанным из камня.
– Это ты… – только и сказал Сергеев.
На самом деле он ничего не сказал, просипел что-то совершенно невнятное.
Дайвер, видеть которого в виде заботливой мамочки было так же странно, как плачущего крокодила, осторожно приподнял его голову, поддерживая за затылок, и влил в пересохший рот прохладную воду, смешанную с лимонным соком.
Сергеев никогда не пил ничего вкуснее.
Он опустился на подушки, ощущая ноющую боль в раненой ноге, облизал губы и спросил, на этот раз членораздельно:
– Мангуст?
Дайвер поставил поилку на низкий столик и отвернулся. Молча отвернулся и почему-то сгорбился.
Сергеев прикрыл веки, мгновенно ставшие шершавыми изнутри.
Глава 3
– Вот уж не думала, что мы будем встречаться на нейтральной территории, – сказала Плотникова. – У тебя это, наверное, в крови. Плащи, кинжалы, тайные свидания…
