Сергеев выскользнул на площадку и, отслеживая малейшие шевеления внизу, тронулся влево, начиная обход по часовой стрелке. Пол под ним был решетчатым, но со сравнительно мелкой ячеей – картечь проскочит, а вот автоматная пуля – вряд ли, так что ранения в зад можно не опасаться. Пока что он двигался поперек корпуса судна, от двери по правому борту к двери по левому, не на секунду не ослабляя внимания. Потом предстояло движение вдоль – от кормы к носу. Трапов в машинном отделении насчитывалось шесть: четыре по углам и еще два вели вниз с боковых площадок. Дверей же было восемь, не считая тех, что вели из машинного зала в глухие подсобные помещения.
«Что я делаю? – спросил себя Умка, заранее зная ответ на вопрос. – Здесь же нельзя в одиночку! Здесь и вдвоем нельзя. Уходить надо. Бросать все к ядреной фене и уходить, пока не поздно. Зачем? Ну, продадут одни упыри другим упырям оружие! Ну, сделают другие упыри из нее ядерную бомбу! Еще не факт, что получится, нужно время и мозги! В конце концов, есть мировое сообщество, ООН, МАГАТЭ и прочие взрослые дядьки. Это их проблемы, а не мои!»
Он дошел до дверей по левому борту, и, на секунду приостановившись, начал движение вдоль, все так же, полубоком, направив ствол вниз, между прутьями леера, переступая словно танцор – приставным шагом с заступом, скользя над полом на полусогнутых ногах.
«И думать забудь, – сказало второе „я“ резко. – Ты же знаешь себя, Сергеев. Никуда тебе не уйти. Никуда не деться. Ты вечно считал, что твой долг – спасать мир, даже тогда, когда тебе поручали его губить. Ты устроен так. Ты просто не можешь иначе и вечно лезешь что-нибудь исправить своими заскорузлыми руками. Но других рук у тебя нет. И никого другого поблизости тоже нет. А твои взрослые дядьки изведут тонны бумаги на ноты, меморандумы, официальные заявления, доклады комиссий и прочую херню, которой проблему не решить. И будь уверен, что кончится все тем, что решать ее будут такие же как ты парни, разве что помоложе, с такими же заскорузлыми от крови руками, такими же методами, заметь… Только есть небольшая разница: они могут опоздать. Будет поздно, ведь ты понимаешь это? Да, ты можешь погибнуть. Но ты мог умереть десятки раз – и до сих пор жив! Ты же специалист по выживанию! Рискни еще раз! В общем раскладе это ничего не поменяет – если пять раз подряд выпало зеро, то вполне возможно, что оно выпадет и в шестой. Это твое дело, Сергеев. Раш, Конго, Блинов, Хасан, Кубинец, Марсия, Базилевич, Касперский, Контора – все это связано с тобой – так или иначе. Один клубок, завязанный вокруг твоей шеи. Ты можешь выскользнуть, но тебе никуда не уйти. Ты в том же списке. Ты часть этого. Не ты устанавливал правила игры, не ты ее начинал, но ты ее часть, хочешь ты того или не хочешь…»
«Да пошел ты! – огрызнулся Умка, начиная спускаться по боковому трапу. – Молчи! Я и сам все знаю! Но я человек и не хочу умирать!»
Возле машин было еще жарче.
Шагнув в поперечный проход, Сергеев на несколько секунд присел, будто бы завязывая шнурок, и тот, кто наблюдал за ним со стороны, ничего больше и не увидел. И не должен был увидеть.
Дизеля работали на полную силу, и возле них запах разогретого металла и солярки стал уже не плотным, а твердым, и резал ноздри и носоглотку. Пломба начала болеть больше и, к тому же добавился зуд в стопах. Мягко говоря, ощущение можно было назвать неприятным, а, если честно – было трудно выдержать. И еще – надо было догадаться, что искать. Сергеев мало что понимал в конструкции судовых двигателей, но полагал, что где-то здесь должно находиться и управление – по логике вещей, какой-то пульт или панель.
Он сделал еще шаг в сторону и, наконец, увидел живого человека. Даже двоих. Один был белый, явный европеоид, второй – светлый мулат с негроидными губами и носом, но оба оказались настолько грязны, что если не присматриваться, то вполне можно было бы принять их за братьев. И смотрели они на Умку совершенно одинаково – со страхом.
Автомат иногда очень помогает найти общий язык, но в этом случае оружие надо было убрать: при виде ствола эти двое буквально забились в угол. Сергеев опустил М-16 и наклонился к «братьям» поближе, чтобы его можно было слышать:
– Кто-нибудь говорит по-английски?
Оба «братца» закивали головами. Уже легче.
– Мне нужно остановить двигатели.
Теперь оба замотали головой.
– Почему?
– Нельзя, – сказал белый на неплохом английском с удивительно знакомым акцентом. – Нам приказали не трогать. Запрещено, понимаешь? Нас убьют.
– Ты кто? – спросил Сергеев.
– Я главный механик.
– Русский?
– Украинец.
– Тогда не напрягайся, – сказал Умка по-русски. – Мы и так друг друга поймем, земляк.
Челюсть механика буквальным образом отвалилась к груди.
– А это что за Пятница?
Челюсть стала на место, и механик робко улыбнулся земляку.
– Это не Пятница. Это Сиад – мой помощник. Его папа был русский моряк с нашей базы в Бербере.
– Совсем хорошо! По-русски говорит?
– Так, немного… Слушай, а тебя, земеля, каким ветром сюда занесло?
– Потом расскажу… Тебя как зовут?
– Николай. Ты что, с пиратами?
– Нет, я сам по себе, – соврал Сергеев без зазрения совести, и сказал настолько проникновенно, насколько это позволял шум. – Слушай меня, Николай, останавливай движки. Потом – обещаю – выведу тебя и этот плод запретной любви наверх. Возьмете шлюпку и останетесь живы. Не знаю, кто там обещал тебя убить, но он сейчас далеко. А я рядом. И если тебе кого надо слушаться, так это меня. Иначе – придется меня бояться. Что тебе больше нравится?
– А кто тебе сказал, что они далеко? – спросил механик и растерянно захлопал глазами. – Они никуда не уходили. Ты не нервничай, земеля, я здесь ни при чем… Положи винтовку на пол и медленно-медленно повернись…
В том, что за его спиной кто-то есть, Михаил не сомневался ни на секунду – у главного механика и его помощника были такие лица! Если бы тот, кто находился сзади, попытался приставить ствол к затылку Умки, или ткнуть его пистолетом между лопаток, то дальнейшая схема действий была бы понятна, а так… По звукам Сергеев ориентироваться не мог. Оставалось одно…
Михаил медленно-медленно положил на пол винтовку, выпрямился, поднял руки вверх и повернулся.
Их было трое. Рашид не доверил охрану машинного отделения людям Конго – все трое были кубинцы из числа соратников Пабло. Двое рослых ребят с АК на изготовку.
И Марсия, в руках которой был пистолет, направленный Сергееву в грудь.
– Здравствуй, Мигелито! – громко сказала она.
Голос ее был едва слышен за грохотом машин, но он без труда прочел сказанное по губам и почему-то совершенно не удивился.
– Здравствуй, любовь моя, – произнес он по-испански, и улыбнулся. – Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть!
