Книга Ничья земля. Книга 1, страница 108. Автор книги Ян Валетов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ничья земля. Книга 1»

Cтраница 108

Блинов рассмеялся добродушно.

– Ну понятно, что не на иврите… Давно сделали, Антон, еще когда о сделке и речь не шла. И шильдики перемаркировали, языков на пять, кажется. Только успевай менять. Еще что-то?

– Доставка. Тут они хотят услышать наши соображения…

– Соображения, – произнес Блинов задумчиво, – соображения… Будут им наши соображения. Тут нам с тобой надо подумать. Выпить по семь грамм и подумать. Их же везти целиком нельзя?

Базилевич покачал головой.

– Я в этом понимаю мало, Вова. Но Кузя однозначно говорит, что нужен демонтаж… Контейнерная перевозка. В принципе, мы так уже делали. Вариант с перегрузкой в море.

– Ну, Кузьменко, конечно, специалист! – Блинов отпил из стакана и посмотрел Базилевичу прямо в глаза. Режиссер перебросил план, и Сергеев увидел лицо Владимира Анатольевича. Взгляд у него был не самый дружелюбный. – Хороший вариант с перегрузкой. Делали мы так. Но этот случай особый… Честно говоря, Тоша, мы такого никогда и не продавали. Растем над собой, а? Вот скажи мне честно, Антон, ты бы бомбу атомную продал? Или забздел бы?

Базилевич молчал. Уши у него смешно шевелились.

– Значит, забздел бы… – констатировал Блинчик и ухмыльнулся. – Только чего бздеть, Тоша? То, что ты продаешь, конечно, не бомба, но тоже штука в себе… Уж будь уверен!

– Странный ты человек, Блинов, – сказал Базилевич осторожно. – Чего ты меня испугать пытаешься? Я же не на тебя работаю, мы же с тобой коллеги…

– Коллеги? – удивился Блинов. – Да ну? Ты у нас кто? Депутат Рады? Глава фракции? Руководитель комитета? Тоша! Это там, в Киеве, мои коллеги. Я с ними что-то пилю, что-то делю, а с тобой мне пилить нечего. Я тебе плачу, а те, кому я плачу, мне не коллеги, друже! Они на меня работают. Ты у нас политический эмигрант без средств к существованию. Любитель дорогих женщин, крутых тачек и шикарных казино. Ты посредник на проценте, Тоша, а в качестве доплаты я тебе в родной стране имидж поднимаю на должную высоту. Борец с режимом, блядь!

Блинчик хохотнул.

– На сколько времени, Антон Тарасович, тебе хватит комиссионных от этой сделки? На месяц? На два? На полгода? У тебя больше двух миллионов долгов, если не плюсовать к ним долги казино. Ты все еще надеешься отыграться?

Базилевич молчал. Виски у него стали мокрыми, рука со стаканом дрожала, но Блинов этого не замечал.

– Ты мне не коллега. Ты мой сотрудник. Если я хочу тебя пугать – я тебя пугаю. Если хочу тебя поиметь – я тебя имею. А ты подмахиваешь и делаешь вид, что доволен, ясно? Потому что я плачу тебе деньги. Оплачиваю тебе квартиру, машину, жратву, твой е…ный сотовый, который обходится мне в целое состояние, потому что ты пиз…шь по нему целыми днями. Твоих проституток тоже я оплачиваю, и, что особенно пикантно, счета за них я оплачиваю вместе со счетами твоей жены, которая пасется в самых дорогих магазинах!

Базилевич внезапно оскалился, словно загнанная в угол шавка, и Сергеев невольно подумал, что Блинов играет с огнем. Никого и никогда не надо загонять в угол, если нет четкой цели после того – убить.

Когда-то, очень давно, такую ошибку допустил гнилозубый Чичо. Блинов, конечно, не Чичо, а Базилевич не Сергеев и не Сашка Кручинин, но то, что партийный лидер и по совместительству друг детства играет с огнем, было очевидно.

Чичо такая ошибка стоила жизни.

Сергеев вспомнил, как они с Кручининым под грохот автоматных очередей и хлесткие щелчки карабинов, ну точно, как Фидель после провального штурма казарм Монкадо, «уходили» из старого особняка на краю Гаваны, где миляга Рауль устроил для них персональную тюрьму.

Всего Сергеев провел в заключении семь месяцев. Их только три первых дня держали в подвале офиса контрразведки, на четвертый перевели в лагерь для политических заключенных в ста с лишним километрах от Гаваны – в отдельный барак номер два, еще называемый «расстрельным». Там содержались кубинские инакомыслящие, настоящие и подложные американские шпионы и десятка два настоящих уголовников, чтобы держать обитателей барака в страхе и повиновении. Все это время их сопровождал Чичо – их персональный палач, Божье наказание.

Потом, когда по поводу дела Рауля поднялся крик в мировой прессе, их, от греха подальше, еще не догадываясь, что шум по дипломатическим каналам никто поднимать не будет, перевезли на окраину, в дом с колоннами и мраморными статуями по фронтону – старую гасиенду «Мариа».

На глаз ей было лет двести, а может, и больше. И сад вокруг нее оказался очень стар – заросший, превратившийся из парка в кусок джунглей, полный разной живности – от птиц размером с крупную муху до многоножек размером с ладонь.

Скорее всего, заброшено имение было после свержения Батисты, простояло пустующим несколько лет и уже потом было приспособлено под нужды кубинской контрразведки.

Ко времени переезда из лагеря стало понятно, что живыми из застенков они выберутся вряд ли. Их держали в подвале гасиенды – сводчатом, со стенами, выложенными крупным кирпичом с грубыми потеками известкового раствора, и земляным полом, – скрутив старыми электрическими проводами, словно окорока перед копчением.

Вся живность из сада лезла в подвал через зарешеченные окна под потолком, и Сергеев покрывался нервной сыпью при виде ползающих вокруг сколопендр, пауков и прочей нечисти. Кручинин, которому Чичо прижег гениталии электротоком так, что от сырости у него начала гнить рана на мошонке, стонал и грыз губу, страдая от бессильной злобы и ноющей, как больной зуб, боли в паху.

Если первые три дня их допрашивали по двадцать часов в сутки – пока Чичо не уставал орудовать контактами аккумуляторной батареи и своей любимой киянкой, в лагере – минимум три раза в неделю, часов по десять-двенадцать, то после перевода на гасиенду создалось впечатление, что их просто бросили умирать в сочащийся сыростью и запахом плесени подвал.

Сергеев вообще не мог понять, зачем их допрашивают: узнать от них, собственно говоря, было нечего. Никаких секретов они не знали и с самого первого дня пребывания на Кубе работали по приглашению старшего Кастро. Фидель, приглашая иностранных советников на расследование дела о транзите наркотиков, явно хотел обелить себя перед московскими союзниками. Тогда он еще не понял, что никаких союзников уже нет и буквально через несколько месяцев он останется один на один со своими проблемами. Без средств на поддержание режима и покупку оружия, без хлеба, неспособный прокормить свой народ и к тому же уличенный перед всем миром в организации наркотрафика через остров Свободы в ненавидимую им империалистическую Америку. За деньги.

И черт дернул их так активно включиться в расследование! Ведь ясно было, что этому бородатому авантюристу верить нельзя! Но Родина сказала – надо! Родина сказала: «Вы поступаете в распоряжение нашего кубинского товарища! Отныне вы бойцы кубинской революции и ваша задача – выполнить то, для чего вы туда посланы: защитить кубинских товарищей от злобных наветов!»

У Родины дергалась правая щека. Ее волосы были редки и жирноваты и плохо прикрывали лысину. Один глаз Родины был постоянно полуприкрыт коричневатым, морщинистым веком. Родину звали – генерал Еремеев.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация