– Он упорен в своем стремлении к цели, управляет событиями и людьми без восторгов и без колебаний, бдителен и одарен энергией. Сейчас он в Париже. Слушает лекции по теологии, живет на милостыню от испанских купцов и вербует сторонников в свой новый орден.
– Но почему в Париже?
– Вдали от родины, когда живется нелегко, молодые люди более склонны образовывать союзы. И с радостью откликаются на высокие речи и призывы. Они вернутся в Испанию уже братьями-иезуитами.
– Хорошо. Но пусть он помнит, что нам нужен не слишком большой орден. Нужна хорошая организация и беспрекословное повиновение.
– Он справится, Монсеньор. Я уверен.
[2]
38
17 октября 2008 г. Кутна Гора.
Солнце уже ушло из зенита, и тени начали удлиняться, пока мы шли вдоль каменных заграждений вниз, к историческому центру города и активной жизни. Я сделала попытку проанализировать происходящее:
– Мы имеем несколько странных совпадений. Тебе приходят письма. Иностранец бы или отдал их по адресу, или выбросил.
– Почему ты думаешь, что иностранцы трепетно относятся к письмам?
– Ты юрист, и документ для тебя – вещь важная, просто так ты его не выбросишь.
– Если они рассчитывали на то, что я ничего не выброшу, тогда зачем проверяли мой мусор?
– Потому что ты не вернул письма. Кстати, а почему ты их не вернул?
– Я собирался было, но они куда-то пропали.
– Я их нашла на холодильнике, среди кучи бумаг.
– Понятно.
– Это тебе понятно. И мне понятно. А тем, кто ждал, – не понятно. Поэтому через какое-то время они стали искать среди выброшенных бумаг. А заодно решили проверить твой офис. Что ты там рассказывал насчет кражи?
Андрей отмахнулся.
– Украли-το всего пару компьютеров и старый сканер.
– А бумаги, конечно, в полном порядке, – съехидничала я.
– Нет, бумаги в полном непорядке. Все было вытряхнуто из ящиков в единую кучу на пол.
– Могу поручиться, что компьютеры украли из твоей бывшей комнаты. Наверняка хотели проверить переписку.
Он нехотя согласился с тем, что компьютеры действительно украли из его бывшей комнаты, но насчет переписки засомневался:
– Переписку можно и так посмотреть, зачем было компьютеры-то красть.
– Ну, во-первых, время. Могут застукать. Во-вторых, разбирать вытряхнутые бумаги и раскладывать их по местам никто бы не стал. Проще изобразить кражу.
Андрей поморщил лоб, будто что-то припоминая:
– Хорошо. Писем было четыре. Одно ты утащила на Вышеград. Второе у нас украли в поезде. А где остальные?
– В твоей машине, которую мы бросили в Праге! Я их засунула в дверной кармашек, когда искала помаду в сумочке.
Брат фыркнул:
– Как можно найти помаду в твоей «сумочке»?
Я надулась, но мой противный брат не унимался.
– С письмами понятно. Но зачем они убили художника?
– А я знаю?!
Какое-то время мы шли молча, миновали табачную фабрику «Филип Моррис» с соборным фасадом и вышли на дорогу, ведущую к центру. Зазвонил мой мобильник. Это была Алка.
– Сегодня лечу в Прагу.
– Сегодня?
– Вечером прилетаю из Мюнхена.
Настроение наше немного улучшилось. В центре мы нашли довольно милое заведение и удобно устроились у выхода. Так, на всякий случай.
Андрей снова закурил.
– Слушай, а ты договаривалась с Кириллом утром встретиться?
– Да.
– Тогда радуйся, что тебе пришла в голову безумная идея пойти туда ночью. А еще больше надо радоваться, что вместе с нами там кто-то был и сфотографировал нас.
– Радоваться?! У тебя жар?
– Если бы мы пришли утром, то нас бы уже ждали. И вызвали полицию, как только мы вошли туда.
– Но туда первым мог войти кто-нибудь другой.
– Вряд ли. Вадим уехал, уборщица в выходной пришла бы только вечером. Так что кроме тебя галерею открыть некому. Ты ведь собиралась туда утром?
Я кивнула.
– Как только ты туда вошла, тебя бы накрыли фиктивные полицейские со всей атрибутикой – формой, значками, протоколами, на тот случай, если бы я оказался с тобой.
– Понятно.
Я тоже закурила, хотя делаю это крайне редко, потому как не имею никотиновой зависимости и курю только при необходимости или для создания общности. Андрей не унимался:
– В шоке нормальный человек не контролирует ситуацию. У тебя бы перетряхнули все личные вещи и вместе с письмами изъяли бы для порядка что-нибудь еще, чтобы не вызвать преждевременных подозрений. Потом они бы вышли «переговорить», а к тебе тем временем подоспела реальная полиция. Ты бы, конечно, удивилась, почему все повторяется сначала, но большого значения этому не придала.
– А если бы ты был со мной?
– Я, конечно, знаю язык и порядки, но не до тонкостей. Так что мое присутствие им бы не помешало.
– Если все это ради писем, то почему бы им просто не украсть у меня сумочку?
Я затушила сигарету.
– Пойдем отсюда, а то бармен слишком пристально нас разглядывает…
39
21 июня 1573 г. Италия.
Бернар уже несколько лет жил в Неаполе. Постепенно жизнь в монастыре изменила свое будничное течение, и все оказались втянутыми в водоворот событий, доселе неведомый размеренной жизни монахов. Монастырь, избранный Монсеньором в качестве своего нового дома, был небольшой, но довольно богатый. Многие прихожане остановили на нем свой выбор, и это позволило настоятелю значительно расширить угодья. На монастырских землях работало немало братьев-послушников, которые обеспечивали общине безбедное существование за счет поставок свежих овощей и фруктов богатым домам Неаполя. Настоятель отвел Бернару просторную комнату в западном крыле старинного здания и дал в помощники весьма способного молодого монаха, чтобы тот вел переписку особого гостя. Антуан хотел было воспротивиться, но Бернар остановил его:
– Текущая корреспонденция и счета – вполне подходящая работа для молодого писаря. В вашем ведении, мой друг, остаются моя личная переписка и связи с командорствами.
Бернар попросил настоятеля, чтобы Антуану была выделена комната неподалеку от его покоев, что обеспечивало оперативность исполнения приказов. Равви, как истинный еврей, после того как они покинули Клерво, предпочитал городские гостиницы христианским храмам. Это доставляло Бернару некоторые неудобства, слишком долго порой приходилось ждать, пока Равви доберется до монастыря, и совещания затягивались. Но информация, которую тот неведомым образом собирал в городе, была своевременна и бесценна.
