Со временем это входит в привычку, делаешь всё как обычно, но куда не идёшь, всегда намечаешь для себя ямки или углубления в рельефе, чтоб упасть туда при начале обстрела.
В первый день, в самом начале миномётного обстрела я просто сидел в надежде дождаться окончания. Потом залазил в укрытие сразу после залпа. Через полчаса обстрела уже начал потихоньку понимать, что к чему. «Бродягу» позвали кому-то помочь, и он пошёл, передвигаясь в перерывах между залпами. А я нашёл пустую консервную банку и начал выгребать ею землю из укрытия. Лопаты у меня не было, а бегать искать её под обстрелом не хотелось. Каждый раз, когда прилетали очередные мины, залезал под навес. Потом вылезал и продолжал выгребать. Когда ходил за камнем, то недалеко, отходил ровно на столько, чтобы успеть вернуться обратно после залпа – всё-таки я там был зелёным и слегка растерянным. Не самым смелым, но как-то хватало, чтобы продолжать выполнять задачу.
Главным неудобством при обстреле была невозможность спокойно ходить по поверхности. Сидишь, скрючившись в три погибели, в бронике и каске, выгребаешь сухую землю вперемежку с бетонной крошкой и пылью. Внутри – жарко и пыльно. Но работаешь не за оценку, и не поотлыниваешь. Постепенно я дорыл до резинового матраса, что окончательно подтвердило предположение о том, что тут было чье-то укрытие, в которое попал снаряд. Под матрасом уже начинался плотный слой, который не получалось копать. На этом я решил остановиться, тем более что уже хватало места под навесом, чтобы сидеть.
Ночь мы провели с «Бродягой», дежуря по очереди. По два часа каждый. Во время дежурства я сидел на куске бетона, который мы оставили в качестве табуретки-ступеньки в нашем укрытии. Чтобы не так хотелось спать, иногда жевал орехи (фундук и миндаль, купил по пакету ещё в Харькове). Иногда мимо проходил «Славута» с тепловизором, делая очередной контрольный круг. Половину ночи работала артиллерия. Издалека с юго-востока, со стороны РФ раздались три мощные залпа. Через пару минут, где-то далеко западнее от нас, три вспышки осветили кусочек неба, и ещё через время послышались звуки взрывов оттуда. Иногда я слышал, а может, казалось, как снаряды пролетают с тихим шелестом высоко вверху. Похоже, работала дальняя артиллерия из РФ. Долбить укров они перестали только к утру.
19 августа
Бой за высоту
Очередной, но первый для меня
Утром 19 августа все поднялись ещё до восхода солнца. Ощущение было, как во время белых ночей в Ленинграде – вроде и светло, но как-то безрадостно. Ребята, которых мы сменяли, готовились к отъезду. И если в первую ночь всем места было мало, то теперь – наоборот, появлялись места в обороне периметра, которые надо было закрывать. Наши выпросили-выменяли ПКМ у крымчан. Через день они должны были забрать его обратно, когда мы спустимся с «горы». С этим пулемётом «Бродяга» стал на правом фланге. С ним, в усиление – «Монах». На левом фланге с пулемётом разместился «Бобёр». С ним – «Лис». Остальные, включая наших снайперов, «Сокола», ВДВ, сапёров, ТРО, были между ними. Ещё пара огневых точек была сзади от стелы. Там было очень неудобное место для штурма, поэтому людей там было не много. Ближе к Стелле было укрытие корректировщиков. Чуть левее «Бобра», в полуподвале разрушенного здания, разместился был штаб. Он находился слегка в стороне. Возле штаба мы разогревали на костре консервы и кипятили воду на чай (когда её ещё хватало). Дизельный генератор, который приехал с нами, стоял в там же. От него заряжались рации, и был свет в штабе.
От «Бродяги» мне досталась в наследство шикарная однокомнатная конура вместе с подствольным гранатомётом и пятью ВОГ. «Сокол» принёс две пачки патронов в дополнение к моим четырём магазинам. Я полазил по окрестностям, натаскал камней для крыши и бруствера. Нашёл кусок метала и прикрыл им часть норы сверху, сделав выход уже – мне одному хватало, а там, глядишь, какой-то осколок удержит. Не было только рации, и потом, когда началась жара, её очень не хватало.
За день до нашего приезда бойцы из разведки и батальона «Крым» выдержали тяжёлый бой. Говорили, что с кадыровцами. У боевиков – несколько убитых и раненых. У наших – один «трехсотый», не тяжёлый. Я надеялся, что противник понимает: лезть опять – только терять своих людей. Но за высотой наблюдали и наверняка знали, что произошла ротация. Нас тоже захотят проверить.
Утро было относительно спокойное, только разок пострелял пулемёт на правом фланге – заметили бойцов противника (то ли их разведка, то ли они уже тогда начинали просачиваться для штурма). Примерно в 11:30 началась арт-подготовка. Я, кажется, тогда был в гостях у «Бродяги» и «Монаха» на правом фланге – пытался закипятить на сухом спирте кружку воды для чая. Сначала начал работать миномёт, пришлось вернуться к себе. После миномётного обстрела подключились танки. Танков было несколько, но это уже потом поняли. А в тот момент все пытались найти этот блуждавший танк, который появлялся то в одном, то в другом месте. После каждой серии залпов мы высовывались из укрытий и искали, откуда же он стреляет. Находили его по звуку, по выхлопным газам из-за посадки. Иногда даже успевали заметить, откуда производится выстрел. «Сокол» один раз выстрелил из «мухи» в его сторону. За счёт высоты снаряд пролетел большое расстояние, но долететь до танка шансов у него не было. Единственная надежда была на то, что удастся скорректировать на них артиллерию.
Танки катались на расстоянии километра. Расстреливали наши позиции волнами – массированный обстрел, короткая передышка, снова обстрел. Во время каждой волны я садился под навес и пережидал. Когда обрабатывали нашу часть горы и снаряды ложились рядом, было слегка неприятно. Всё сотрясается одновременно, по всему телу. И картинка перед глазами дёргается вправо-влево, как-будто кто-то взял планету и потряс. Сверху ссыпалась земля с перекрытия. Из стенок выбивалась бетонная пыль и стояла в воздухе. В какой то момент, после взрыва рядом, я оглох на левое ухо, и после слышал им только звон.
Вообще за время обороны Саур-Могилы контузию наверное получили все, в разной степени. Ещё был интересный эффект: в первые недели левым ухом не слышал, а громкие звуки я воспринимал как удар по расстроенной струне рояля где-то внутри головы. Это добавляло музыкальной эстетики к обстрелам из «градов».
Моё укрытие хорошо держало взрывы по бокам. Разрушить его можно было только прямым попаданием. Я читал про себя «Отче Наш» и представлял, что я – маленький, математическая точка в этой вселенной – нет меня и попадать не в кого. Когда поднятые взрывами земля и пыль в первый раз закрыли солнце, я успел удивиться, откуда взялись облака, почему потемнело? Потом, когда «облако» снесло, я понял, в чём дело. Больше уже не удивлялся.
Проблема с танками в том, что когда они недалеко, ты не успеваешь услышать звук выстрела раньше взрыва и среагировать, и цепочка вижу – целюсь – стреляю у танка короткая – это не миномёт… Вообще вся арт-подготовка была похожа на игру, где из дырок высовываются суслики, а по ним надо попасть молотком… есть такая глупая компьютерная игрушка… в этой игре сусликами были мы.
В очередной раз, когда мы повысовывались и высматривали этот танк, я увидел, что сбоку бегает «Охотник». Он под укрытием каменной стены «охотился» за танком. Ещё удивился его смелости. Одно дело торчать как суслик из норки, и совсем другое – покинуть эту норку под обстрелом. В очередной момент, когда «Охотник» приподнялся с биноклем над стеной, в его сторону прилетел снаряд. Уже приседая, я видел боковым зрением, как взорвалась стена перед Иваном. Когда отгремели взрывы, я высунулся, уже мысленно похоронив его. Но на том месте, где он был, лежала только кучка камней, его не было. И у меня отлегло от сердца.
