– Ты идиот, – сказала она спокойно. – Я ждала, когда ты обернешься, Генри Монтроз, но ты не обернулся.
– А я ждал, когда ты окликнешь. Но ты не позвала, – отозвался он. – И потом…
– Я знаю, – остановила Мария-Антония. – Грома подобрали на набережной. Я думала, ты… – Она перевела дыхание. – Потом мне сообщили – тебя видели в Кармелле. Я была рада, что ты жив.
– И подалась сюда… Давно ты здесь?
– Полгода почти, – ответила она. – Срок моей договоренности с Хоуэллами вышел, они получили все, что хотели. Да и без моей помощи получили бы! Интерес ко мне стал угасать, и они отпустили меня, пусть и нехотя…
– Фредерик Хоуэлл стал бы для тебя неплохой партией, – заметил Генри из чувства противоречия.
– Слишком похож на отца, – отрезала принцесса. – А я не привыкла быть тенью блистательного мужа.
– Я тоже слишком похож на отца, – сказал Монтроз. Мыльные пузыри внутри, кажется, стали бабочками и теперь стремились наружу. – Мать тебе наверняка рассказала.
– Рассказала, – подтвердила Мария-Антония. – Тебя никогда нет дома. Ты встреваешь в опасные дела. Ты верен своему слову и никогда не предаешь.
– Неправда, – выговорил одними губами Генри. – Я клялся, но нарушил слово. И не раз. Тебе ли не знать!
– Но ты не предавал, – сказала девушка. – Прочее… судьба, Генри. Если тебе что-то суждено, это случится, чем бы ты ни клялся. Но ты не предавал.
– Предавал. Тебя. Себя. Нас. В тот, последний раз… – Челюсти свело, но Монтроз заставил себя говорить.
– Ты поплатился. Хуже – вместо тебя поплатился невинный зверь, – ответила она. Ее логика была убийственна, и Генри не знал, что более ужасно – ее слова или ее молчание. – Это все, правда?
– Правда, – сказал он. Слава всем богам, он не взял новой жены ни у делакотов, ни у сиаманчей, хотя невест было – не перечесть. Не смог просто, видел вместо смуглокожих и черноволосых – неровный загар, веснушки, и бронзовые косы, и светлые глаза…
– Тогда не о чем говорить больше, – постановила принцесса и стала собирать хворост, что разроняла немного раньше. – Займись уже лошадью, Генри Монтроз, не мучай животное!
– А это? – Он кивнул на черные побеги, заплетшие половину дома.
– Растут себе и растут, – пожала плечами Мария-Антония. – Меня не трогают, вот, видишь, зацвели, а прежде не было такого.
– Либо ты не видела…
– Может быть, – согласилась она. – Тоув Хоуэллов сказал, это побочный эффект. Они всегда будут охранять меня. Но, знаешь, хотя бы хворост для растопки всегда под рукой!
– А ты… насчет женитьбы… – пропустил он ее слова мимо ушей. – Надо же как-то…
– Мы женаты, – сказала девушка, глядя ему в глаза. – Мы поженились здесь, в этом доме, в комнате наверху, и кровать мы сломали. Если надо записать что-то в книги, мы запишем. Но это не имеет никакого значения.
– Тони, это же ферма, – предпринял он последнюю попытку. – Здесь тяжело, а ты…
– Я ведь сказала – я почти полгода на вашей ферме, – отрезала она. – Тут не сложнее, чем бывало в замке… хоть я и не отказалась бы от помощи мага порою!
– Ты все решила за меня?
– Ты сам решил, только не посмел даже попробовать признаться, – с дьявольской проницательностью сказала Мария-Антония. – Скажешь, я не права?
– Права. Еще как права!.. – Снова разроняли хворост, ну и пес бы с ним… а псы-то возятся в пыли, как щенки, вот людям бы их счастье – чистое, ничем не омраченное, никакими условностями! – Господи, Тони, зачем я тебе?
И она сказала ему на ухо, и от мира уже вообще ничего не осталось, только ее глаза – льдистые, серо-голубые… а бывает ли лед теплым? Бывает, оказывается…
И работники остались без обеда – не вовсе, конечно, Адель что-то соорудила из вчерашних остатков, – но никто особенно не роптал. Потому что не всякий день муж возвращается из более чем годовой отлучки, даже и такой непутевый, как Генри Монтроз! А уж такой невестке, как Тони, любой счастья пожелает… и она ведь с приданым пришла: на ее средства еще два луга, пашню и лесок прирезали, и теперь от края до края – это все своя земля.
Маленькое королевство.
