Вначале эти миниатюрные фигурки вырезалась из одного или из однородного камня, а затем перешли к мозаичной скульптуре, «в которой можно было путём оклейки, вкраплением соединить разные камни и получить таким образом эффекты колорита. Когда эти мозаики не слишком близко подражали натуре, художественное впечатление сохранялось, но погоня за новинками, дурной вкус покупателя, часто требующий такого рабского подражания, принуждали выполнять эти работы слишком близко к натуре, чем уничтожался художественный эффект».
[788]
Мастера фирмы ввели в оборот ранее неизвестные или малоиспользуемые камни, сделав очень популярными бовенит, обсидиан, демантоид, хризолит и т. и. Они обратились к отечественным камням – так красиво смотрящимся в серебре, дивной красоты уральскому орлецу-родониту и алтайскому белоречиту, чье многообразие оттенков розового цвета напоминало всполохи зари. Они использовали и материалы, обязанные своим появлением на свет достижениям науки, как, например, пурпурин (чей состав изобретён на Императорском Стеклянном заводе С.П. Петуховым), не уступающий, а подчас и превосходящий по поразительно красивой пурпурной окраске стекла природные самоцветы.
Мастерская просуществовала до 1917 года, когда её пришлось закрыть за недостатком как материалов, так и мобилизованных в разное время мастеров.
[789]
Кредо истинного художника
В январе 1914 года 70-летний Карл Густавович Фаберже (которому императрица Мария Феодоровна говорила, что тот – «величайший и несравненный гений нашего времени») дал небольшое интервью великосветскому журналу «Столица и усадьба», где высказал своё кредо истинного художника, молвив, что если сравнивать с его делом такие известнейшие фирмы, как Тиффани, Бушерон, Картье, «то у них, вероятно, найдётся драгоценностей больше, чем у меня» и гораздо дороже по стоимости. «Но ведь это торговцы, а не ювелиры-художники. Меня мало интересует дорогая вещь, если её цена только в том, что насажено много бриллиантов и жемчугов.
[790]
Он гордился своими изделиями из сибирских камней, особенно из нефрита, из которых вырезались очаровательные фигурки. Недаром прелестная свинка, считавшаяся у австрийцев символом счастья, выточенная с большим искусством из белоречита, входила в коллекцию его сына, Агафона Карловича Фаберже.
[791]
Внёс старый мастер и ясность, для чего же выпускались его фирмой все эти набранные из различных камней курьёзные фигурки, цветы и другие художественные вещицы, называемые французским термином «objets dart». Хотя ставший впоследствии известным писателем Владимир Набоков весьма иронически и довольно пренебрежительно отзывался относительно всех этих «минеральных чудовищ, троек, украшенных драгоценными камнями, балансирующих на мраморных страусовых яйцах, и подобных вещей, которые высоко ценились царской семьёй, но для нас были воплощением гротескно-пустого блеска»,
[792] сам Карл Густавович в том же интервью, как бы отвечая и возражая всем своим оппонентам, сказал, что подобные его работы – вовсе не «напрасно брошенные на ветер деньги»: «Есть люди, которым давно надоели бриллианты и жемчуг, да иногда и неудобно дарить драгоценность, а такая вещица подходит»,
[793] ещё раз напомнив ту истину, что для него желание заказчика – закон, а уж исполнить произведение с подлинным художественным блеском и техническим совершенством – дело мастера.
И старый, но ещё крепко державший бразды правления своего предприятия ювелир с нежностью вспоминал одну из работ почти двадцатилетней давности – поднесённую от нижегородского купечества императрице Александре Феодоровне в честь коронации корзиночку ландышей, любимых цветов царицы, гордясь тем, что та постоянно держит её на своём рабочем столике. Чёрно-белая же иллюстрация
[794] хотя не могла передать колористическую тонкость выточенных из жемчуга ландышей и цветового сочетания тончайших золотой и платиновой проволок, из которых сплетена ажурная корзиночка и исполнен пушистый мох, пусть слабо, но всё-таки давала почувствовать очарование и нежность этих цветов. При взгляде на них невольно вспоминаются слова царя Берендея в поэтичной «весенней сказке» Александра Николаевича Островского «Снегурочка», слегка изменённые и положенные Николаем Андреевичем Римским-Корсаковым на дышащую прелестью и чистотой мелодию:
Полна чудес могучая природа!
Дары свои обильно рассыпая.
Причудливо она играет: бросит
В болотнике, в забытом уголке
Под кустиком, цветок весны жемчужный,
Задумчиво склоненный ландыш, – брызнет
На белизну его холодной пылью
Серебряной росы, и дышит цветик
Неуловимым запахом весны,
Прельщая взор и обонянье.
Глава XI
Конкуренты Фаберже
Авенир Иванович Сумин – поставщик последней императрицы
Однако своим официальным поставщиком золотых и серебряных изделий последняя русская императрица Александра Феодоровна предпочла сделать в 1913 году Авенира Ивановича Сумина (1869–1913),
[795] тем более, что мастер прославился своими камнерезными работами. Ведь его отец Иван Сумин ещё в 1849 году
[796] основал фирму по производству вещей из отечественных драгоценных и поделочных каменьев, очень нравящихся при Дворе, и оставался её главой вплоть до смерти в 1894 году.
[797] Теперь же ювелирная мастерская, размещавшаяся на Невском проспекте, в доме № 46, гордо называлась: «Сибирские – уральские камни». Стремясь выдержать конкуренцию за счет уменьшения стоимости продукции при сохранении и даже повышении качества исполнения, Авенир Иванович Сумин всегда зорко следил и за новинками техники, а поэтому ещё в 1882 году на Всероссийской выставке в Москве заработал бронзовую медаль «За отчётливую шлифовку искусственных и драгоценных камней».
[798]
