Однако император Александр I в 1824 году не внял заступничеству младшего брата и отказался возвысить княжну Елизавету Радзивилл. Влюблённые продолжали покорно ждать решения судьбы. Когда же в один совсем не прекрасный день врачи заявили, что кронпринцесса Елизавета Баварская (1801–1873), с 1823 года ставшая женой кронпринца Фридриха-Вильгельма, никогда не сможет иметь детей, статус принца Вильгельма изменился. Теперь именно к нему должен перейти прусский престол в случае смерти старшего брата. Узнав об этом, король Фридрих Вильгельм III, совершенно не желавший видеть на троне протестантской страны королеву-католичку, после пятилетнего ожидания даты грядущей свадьбы взял обратно своё согласие на брак второго сына с польско-литовской княжной. Вскоре Элиза, зачахнув от тоски и утраченных иллюзий, умерла, а злосчастному Вильгельму, хотя и страдавшему всю оставшуюся жизнь от перенесённого горя, предстояло теперь, ради обеспечения преемственности династии, поскорее жениться без всякой любви на первой же невесте, которую ему предложили.
Вот тут-то и проявила чудеса дипломатии великая княгиня Мария Павловна. Она решила пристроить за другого брата своего зятя младшую принцессу Августу (1811–1890), очень подвижную, притом держащуюся достаточно естественно, прехорошенькую и весьма пикантную девочку с соблазнительными ямочками на щёчках. Конечно же, милая дочь заслуживала лучшей доли, но всё-таки впоследствии, хотя и после смерти заботливой матушки, её прелестную головку украсили сначала королевская, а затем и императорская короны.
[79] Не очень-то радостная свадьба состоялась 11 июня 1829 года. С этого времени прошло около двух лет, а 18 октября 1831 года Августа Саксен-Веймарская осчастливила всю прусскую королевскую фамилию появлением на свет долгожданного мальчика, теперь обеспечившего преемственность династии Гогенцоллернов и ставшего в 1888 году, пусть всего на 99 дней, германским императором Фридрихом III. Да и в Петербурге августейшая чета пришла в восторг от новости о рождении племянника.
Потому-то обрадованный Николай I решил на Пасху, которая в 1832 году приходилась на 10 апреля,
[80] пожаловать любимой сестрице свой портрет, вставленный в золотой браслет, унизанный многочисленными алмазами, бирюзинками и мелким жемчугом. Избранные каменья должны были обеспечить владелице супружескую любовь, долголетие и защиту от всего дурного.
14 января 1832 года Николай I повелел Кабинету обеспечить дамское украшение, достойное императорского подарка. В тот же день во 2-е отделение Кабинета был прислан рисунок – овал, окружённый рамкой из бриллиантов. Однако сразу начались затруднения. Готовой миниатюры такого размера с ликом царствующего государя не оказалось. Правда, существовала подобная, исполненная неким художником «Фомой Врейтом», но, к несчастью, только что, 14 января 1832 года, её успели вставить в новёхонькую табакерку. Правда, автограф сего живописца в одной из архивных бумаг завершался подписью: «Wright»,
[81] то есть под довольно странным и явно исковерканным именем скрывался англичанин Томас Райт (1792–1849), оказавшийся в России благодаря своему родственнику, художнику Джорджу Доу (1781–1829), работавшему над портретами героев баталий 1812–1814 годов для Военной галереи Зимнего дворца. Ведь супруг Мэри Доу давно зарекомендовал себя отличным гравёром, а в Петербурге он рискнул попробовать свои силы в рисунке акварелью и даже в живописи.
[82]
Вот и было решено: чтобы не портить казённую вещь, «Фома Врейт» должен безотлагательно и «с тщанием» сделать авторское повторение со своей же чрезвычайно удавшейся миниатюры, ибо, начав копировать уже с 15 февраля, «доколе будет находиться браслета в работе, он будет иметь для сего достаточно времени».
Не заладилось и с самим браслетом. Две недели никак не могли в императорском Кабинете исполнить приемлемый эскиз заказанного драгоценного украшения. Наконец, удручённый министр Двора, окончательно потеряв терпение, повелел подчинённым: «Прикажите в Английской лавке и у других ювелиров взять на уговор несколько разных рисунков Браслетов золотых, оправленных мелким Жемчугом и бирюзами, и ко мне представить».
Но ни в «Английском магазине», ни, к сожалению, у других столичных ювелиров не оказалось ничего похожего. Тогда Петр Михайлович Волконский «словесно приказать изволил» заказать петербургскому «золотых дел мастеру Барбье сделать рисунок означенной браслете». Присланный эскиз понравился. И уже 6 февраля (искуснику) исполнителю отпустили из Кабинета «на сделание браслета» просимые им «казённые» бриллианты, жемчуг и бирюзу. Однако небесно-голубого камня не хватило, и через месяц ювелиру Иоганну Христиану Барбе (фамилию коего теперь уже не искажали) выдали затребованные дополнительно 655 штук бадахшанской бирюзы. Барбе также вставил в браслет недостающие, но зато подобранные им самим «собственные» алмазы, огранённые «розой».
Между тем императорская чета торопила. Уже 5 марта последовал запрос: «Когда поспеет браслета Великой Княгини Марии Павловны?» Желая подстраховаться, г-н Петухов, начальник отделения Кабинета, прислал мастеру небольшую цидульку: «Покорнейше прошу надписать на этой записке, к каковому времени может быть готова браслета с жемчугами и Бирюзами». Иоганн-Христиан Барбе быстренько приписал: «Сим имею честь вас уведомить, что в течении 18 ден я думаю готовым быть с Браслетом», подписался и уже по-немецки проставил дату: 6 марта 1832.
Обрадованный чиновник тут же настрочил письменный отчёт высокому начальству, что «браслета», по отзыву мастера Барбе, «может быть готова через две с половиной недели».
Ювелир не подвёл. 6 апреля он передал в Кабинет счёт на проделанную работу, возвратил туда же неиспользованные камни и вручил начальнику отделения Петухову готовую драгоценную и долгожданную вещь (см. рис. 3 вклейки).
Кабинетские оценщики Яннаш и Ян оценили честность Иоганна Христиана Барбе и отметили умеренность его претензий в стоимости оплаты труда, мастер в представленном счёте оценил свою работу только в 1000 рублей. Небольшое огорчение ожидало мастера при оплате алмазов, огранённых розой и принадлежавших самому Барбе: по распоряжениям от 29 марта и 9 апреля 1830 года из суммы стоимости «частных» камней вычли 10 %. Потому-то вместо ожидаемых 1196 рублей 80 копеек мастер получил лишь 1177 рублей 12 копеек.
И только тут выяснилось, что готовый браслет нельзя посылать сестрице Николая I: министр Двора заметил явное несходство монаршего портрета с чертами лица самодержца. Увы, Томасу Райту с выполнением придворного заказа не повезло. Роковую роль здесь сыграло государево пожелание, переданное в Кабинет министром Двора, князем П.М. Волконским: «Остеречь Райта, чтобы голова у портрета была не так велика, как он сделал на портрете для табакерки 14 января 1832».
