Супруга Николая I обожала браслеты, поскольку они, как вспоминал её придворный врач Мартин Мандт, «играли для Государыни ту же роль, что для нас, обыкновенных людей, играют дневники». В общей сложности у неё было около пятисот браслетов, которые Императрица ценила не за их значительную стоимость, а за связанные с ними личные воспоминания. Самой первой «записью» в этом необычном «меморандуме» является очень простой, совсем недорогой узкий золотой браслет. Августейшая госпожа получила его ещё ребенком от престарелого родственника, герцога Мекленбург-Стрелицкого.
С помощью браслетов императрица меняла стиль одежды. Её часто можно было видеть склонённой в задумчивости над ларцами с драгоценностями, будто бы перелистывающей страницы своих кратких дневников. Вероятно, в такие моменты она предавалась воспоминаниям о прошлых днях. А «Готический» браслет она бережно хранила среди больших бриллиантов в застеклённой витрине, стоявшей в спальне.
[250]
Стало ясным, почему было не найти «Готический» браслет в перечнях драгоценностей Русской Короны. Браслет этот хранился затем среди фамильных вещей императорской семьи, причём передавался от императора к императору, а после национализации поступил в Алмазный фонд Гохрана. Там миниатюру Винберга вынули из-под алмаза, и она находилась среди экспонатов Оружейной палаты Московского Кремля вплоть до 1967 года. Перед открытием экспозиции Алмазного фонда СССР портрет Александра I, воссоединённый с браслетом, занял своё законное место под уникальным алмазом.
[251]
Несмотря на то что даже на замке памятного браслета нет никаких клейм мастера, исполнителем его почти без сомнений можно считать Вильгельма Кейбеля. Как помнит внимательный читатель, Отто-Самуил Кейбель научил отрока-сына тайнам работы не только с драгоценными металлами и самоцветами, но, главное, и с эмалями, потому что в то время лишь немногие умельцы владели сложной техникой финифти. Ещё в 1812 году «у золотых дел мастера Кейбеля»-сына купили в Кабинет предназначенные для подарков две табакерки, украшенные синею, голубою и красною эмалью.
[252]
В «Готическом» же браслете золото расцвечивает не только эта триада, но и белая, а также настолько изумительного тона прозрачная зелёная, что её «капельки» иногда принимали за изумруды. Вильгельм Кейбель вполне мог сделать из золотой проволоки ажурные звенья браслета и искусно закрепить громадный сердцевидный алмаз-тафельштейн в сложной формы оправе.
Выдержанный в стиле неоготики, столь характерном для начала правления императора Николая I, браслет, несомненно, был заказан к какой-то важной дате, связанной с Александром I. Скорее всего, это был 1834 год, когда торжественно праздновались несколько важных годовщин.
Вильгельм Кейбель отнюдь не случайно сделал золотую оправу миниатюрного портрета виновника торжеств похожей на открытый портал средневекового европейского собора, в глубине которого, освящённого покровительством Всевышнего, можно было в магическом зеркале кристалла алмаза созерцать императора Александра Павловича, главу Священного союза монархов в Европе. К тому же храм считался олицетворением религиозных отношений между Богом и человеком.
В избытке представлена и зашифрованная символика, повествующая о добродетелях государя, аллегорически изображённых на Александровской колонне. Однако в браслете их обозначает цвет эмали: синий – истину и мудрость, зелёный – изобилие и процветание, ярко-зелёный – добрые дела, белым акцентируются очищение и спасение целостной души, четырёхлистник же напоминает о справедливости. На первый взгляд, несколько нарочито смотрится трилистник с иссиня-чёрной эмалью. Однако он не только символизирует христианскую Троицу, но также благоразумие, объединение и равновесие, а ведь монархи России, Австрии и Пруссии уподобились в своём союзе против Наполеона благородным предводителям средневековых крестовых походов против неверных. Да и красный цвет напоминает как о силе и неустрашимости, так и о рвении в вере. Любопытна окраска и башенок-«фиалов», венчаемых золотым цветком с листочками. Каждый синий фиал чередуется с белым. Однако на синюю, «королевскую» эмаль нанесены белые крапинки, намекающие на духовное прозрение монарха, синие же пятнышки на белом фоне поневоле заставляют вспомнить о мехе горностая, символизирующем как королевское достоинство, так и правосудие.
Пряжка-застёжка браслета похожа на башенку-«пинакль» с толстыми стенами и большим вертикальным витражом, но если присмотреться внимательнее, то стены уподоблены колоннам. Такие же пинакли воздвигнуты по боковым сторонам алмаза. И это не случайно. Две колонны олицетворяют прохождение между ними, символизирующее переход к новой жизни, или в иной мир, в вечность. Сердце обычно обозначало религиозное рвение, а алмаз – искренность, неподкупность и непобедимое достоинство, а их соединение рождало новый смысл, близкий к понятию «алмазного сердца» в буддизме, где оно символизирует столь несокрушимого в своей духовной чистоте «человека, которого ничто не может «повредить».
[253]
Браслет, сделанный «в готическом духе», предназначался для супруги Николая I, императрицы Александры Феодоровны, урождённой принцессы Шарлотты Прусской. Впервые она могла надеть браслет с портретом Александра I уже в торжественный день празднования двадцатилетнего юбилея незабвенного 19/31 марта 1814 года, когда, как велеречиво писали, «французская столица отворила ворота и приняла простёртую к ней рукою Российского монарха мирную ветвь». В Париж тогда вошли «промыслом Всевышнего и с помощью десницы Его, по преодолении бесчисленных трудов, путеводимых твёрдостью и мужеством» войска российские и союзные и «победоносным шествием своим погасили пламенник всемирной войны и положили начало процветшему в колеблющейся Европе благотворному для всего рода человеческого спокойствию и тишине».
Бесспорно, этот браслет красовался на руке императрицы и 30 августа 1834 года, когда в день Св. Александра Невского, небесного покровителя Петербурга и патрона Александра I, в присутствии многочисленных гостей из-за рубежа и толп верноподданных открылась Александровская колонна – памятник победителю Наполеона.
Однако браслет, блистающий на левой руке супруги Николая I, преследовал и другую цель. Он должен был заглушить толки о самодержце, вовсе не умершем в Таганроге, а отрёкшемся как от власти и престола, так и от светского мира, да ещё и ушедшем в монахи, чтобы замаливать свои грехи и молиться о благоденствии Российского государства. Тогда правление Николая I при живом помазаннике юридически считалось бы узурпаторством со всеми вытекающими последствиями для последующих прямых наследников этой ветви династии Романовых.
Тайна двух крошечных записок в золотом футляре для зубочисток
Подлинное же отношение императорской четы к Александру I отразилось, как ни странно, в двух крошечных записках, лежащих в прелестном игольнике. Неизвестный парижский мастер прекрасно прочеканил изящные фигурки птиц и зверей на искусно гравированном фоне, пленяющем красотой и прелестью гирлянд цветного золота.
[254]
