Время шло. Я стояла на шотландском берегу, и с моря на нас лился яркий свет. И вот мы увидели, как в нашу сторону идет человек, держа громадные картонные ящики, похожие на чемоданы необычно большого размера. Странные, ни на что не похожие чемоданы, потому что они, казалось, не подчинялись законам физики – двигались сами по себе, непредсказуемо, независимо от его походки и силы тяжести. «Там внутри что-то движется, – подумала я, и мое сердце дрогнуло. Человек поставил ящики на землю и провел рукой по волосам. «Чуть позже у меня здесь встреча еще с одним охотником. Другая птица для него. А ваша старше. И больше, – сказал он. – Вот так». Снова провел рукой по волосам, и я заметила на его запястье длинный шрам от когтя, воспаленный по краям, с запекшейся кровью. «Сейчас проверим номера колец в соответствии со статьей десять, – объяснял он, вынимая из рюкзака листок желтой бумаги и разворачивая два бланка, которые сопровождают выращенную в неволе редкую птицу всю ее жизнь. – Не хочу, чтобы вы уехали домой с чужой птицей».
Мы сверили номера. И осмотрели ящики, их ручки из ленты для обвязки бандеролей, дверцы из тонкой клееной фанеры и аккуратные веревочные завязки. Опустившись на одно колено, он развязал веревку на ящике, что поменьше, и, прищурившись, вгляделся в темноту внутри. Неожиданно раздался стук, и ящик содрогнулся, как будто кто-то сильно толкнул его изнутри. «Она сбросила клобук», – нахмурившись, сказал человек. Легкий кожаный клобук нужен, чтобы ястреб не испугался. Например, нас.
Развязана другая веревка. Сосредоточенность. Предельная осторожность. Дневной свет просачивается в ящик. Царапанье когтей, снова стук. Потом опять. Стук. Воздух теперь тягучий, как патока с частичками пыли. Последние несколько секунд перед битвой. И, снова наклонившись, человек просовывает внутрь руку и, несмотря на беспорядочно бьющиеся, хлопающие крылья, царапающиеся когти и пронзительный птичий писк – причем, все это одновременно, – вытаскивает огромного, огромного, ястреба. По странному совпадению мир вокруг вторит его действию: поток солнечного света заливает нас с ног до головы, и все становится неистовым и великолепным. Бьющиеся полосатые крылья ястреба, рассекающие воздух острые пальцы его первостепенных маховых перьев с темными концами, взъерошенное оперение, как иголки у рассерженного североамериканского дикобраза поркупина. Два огромных глаза. У меня колотится сердце. Птица появилась, словно по волшебству. Рептилия. Падший ангел. Грифон со страниц иллюстрированного бестиария. Нечто яркое и далекое, похожее на золото, падающее в водную глубину. Сломанная марионетка с крыльями, лапами и перьями в брызгах света. На ней надеты опутенки, и человек держит ее за них. Одно долгое, ужасное мгновение она висит вниз головой с распростертыми крыльями, как индейка в мясной лавке, и лишь голова повернута вправо и вверх, так что сейчас птица видит больше, чем ей довелось увидеть за всю ее короткую жизнь. Мирком ястреба был вольер, по размеру не больше гостиной. Потом ящик. А теперь – это! Она видит все: точечное мерцание света на волнах, ныряющего баклана в сотне шагов от нас, пигментные крапинки под воском на рядах припаркованных машин, поросшие вереском дальние холмы и небо, распростертое на многие километры, а в нем солнце, льющее свет на пыль и воду, на что-то, едва различимое, что движется в волнах, какие-то белые штрихи, обернувшиеся чайками. Новые, поразительные картины запечатлеваются в изумленном птичьем сознании.
Все это время человек, доставивший ястреба, сохранял полное спокойствие. Одним профессиональным жестом он собрал ястреба, сложив ему крылья, прижав его широкую мягкую спину к своей груди и одной рукой схватив за желтые чешуйчатые лапы. «Давайте наденем клобучок», – проговорил он напряженным голосом. Его лицо приняло озабоченное выражение. Он беспокоился. Эта птица вылупилась в инкубаторе, вылезла из хрупкой голубоватой скорлупы и очутилась во влажной коробке из оргстекла. Первые несколько дней мужчина кормил ее кусочками мяса, держа их пинцетом, и терпеливо ждал, когда этот мягкий комочек заметит еду и съест, а ястребиная шейка между тем пошатывалась из стороны в сторону, пытаясь удержать голову. Я сразу же полюбила ее хозяина, очень сильно полюбила. Вытащив из коробки клобук, я повернулась к птице. Клюв был открыт, верхнее оперение приподнято, дикие глаза, цветом напоминавшие солнце на белой бумаге, смотрели на мир, вдруг навалившийся на нее. Раз, два, три. Я натянула клобучок ей на голову. На мгновение почувствовала скрытые оперением контуры тонкого угловатого черепа, внутри которого чуждый мне мозг шипел и плавился от страха, потом затянула завязки. Мы проверили по бланку номера колец.
Оказалось, это не та птица. Моложе. Меньше. Не моя.
Ох!
Так что мы убрали ее обратно и открыли другой ящик, в котором должна была сидеть птица крупнее и старше. И Бог мой, так и было! Все с этим вторым ястребом пошло по-другому. Птица появилась, как героиня мелодрамы Викторианской эпохи – безумная фурия, готовая напасть. Она была более темного дымчатого цвета и гораздо, гораздо крупнее. И вместо писка – вой. Громкие, ужасные прерывистые звуки, как будто ей очень больно. И крик этот был невыносим. «Это мой ястреб», – говорила я себе, и на большее у меня не было сил. Птица тоже оказалась с открытой головой, и я вытащила клобук из ящика, как и в первый раз. Но, поднеся его к ней, я взглянула в ястребиные глаза и увидела в них пустоту и безумие. Какое-то сумасшествие из дальних стран. Я не признала ее. Это не мой ястреб. Клобук был надет, номера колец сверены, птица убрана обратно в ящик, желтый бланк сложен, деньги переданы, а я могла думать только об одном: Это же не мой ястреб. Тихая паника. Я знала, что́ мне придется сказать, и понимала, что нарушаю все правила профессиональной этики. «Мне очень неловко, – начала я, – но мне так понравилась первая птица. Как вы думаете, может быть, я могла бы взять ее вместо этой?..» Фраза повисла в воздухе. Мужчина поднял брови. Я начала просить снова, приводя еще более глупые доводы: «Я уверена, что другому покупателю понравится более крупная птица. Она ведь красивее первой, правда? Я понимаю, что это непорядок, но я… Можно мне?.. Как вам кажется, можно так сделать?» И все в таком роде. Отчаянное, безумное нагромождение бессвязных уговоров.
Не сомневаюсь, что на него повлияло не сказанное мной, а то выражение лица, с которым я говорила. Высокая побледневшая женщина с растрепанными на ветру волосами и измученными глазами умоляла его, стоя на пристани и протягивая руки, словно в постановке «Медеи» на морском берегу. Наверное, глядя на меня, он почувствовал, что моя косноязычная просьба была не простым капризом. Что за ней стояло что-то очень важное. Некоторое время мы оба молчали.
«Хорошо, – сказал он. И когда увидел, что я не верю своим ушам, добавил: – Да. Да, я уверен, все будет в порядке».
Глава 6
Звезды в ящике
«Все тебе нипочем! – воздев руки к небу с выражением мольбы, смешанной с раздражением, сказал мой давний друг Мартин Джонс. – Это все равно что биться головой об стену. Откажись от этой идеи. Иначе с ума сойдешь». Я вспоминала его слова по дороге домой. Сцепление, четвертая передача. Поворот на сто восемьдесят градусов. Переключение передачи. Быстрый набор скорости. Легкая обида. Не хотелось думать обо всем, что он мне наговорил. «Ты с ума сойдешь. Оставь тетеревятников парням, которые всю жизнь ими занимаются. Выбери кого-то более подходящего».
