Андрей Дементьев, поэт.
К своей популярности у мужчин Ахмадулина относилась двойственно. С одной стороны, она была истинная женщина, любила восхищение, любила быть в центре внимания, видеть влюбленные взгляды. А с другой – у нее всегда хватало чувства юмора не относиться к этому чересчур уж серьезно. Она не была вертихвосткой, не была светской львицей, и все эти влюбленности не были для нее необходимостью. Потому что ее самооценка не зависела от мнения окружающих. Это трудно представить в наше время погони за популярностью, когда ради нескольких лайков в соцсетях люди готовы рисковать жизнью и даже убивать. Ахмадулина бы их не поняла – она никогда не была «дутой» знаменитостью, жила как хотела, делала то, что считала правильным, за популярностью не гонялась, слава приходила к ней сама. «Известность вовсе не обязательный спутник таланта, – говорила она. – Очень часто известность – это результат дурного читательского вкуса и рыночных устремлений издателей. Бывает, что таланту сопутствует слава, а может быть, он умирает в безвестности. Ширпотреб всегда более выгоден издателю, чем сложные вещи. Что касается меня, то мои стихи долго находились под запретом. Я никогда ничего не делала, чтобы печататься и тем более чтобы снискать славу, так все как-то само всегда складывалось».
В тот месяц май, в тот месяц мой
во мне была такая лёгкость
и, расстилаясь над землей,
влекла меня погоды лётность.
Я так щедра была, щедра
в счастливом предвкушенье пенья,
и с легкомыслием щегла
я окунала в воздух перья.
Но, слава Богу, стал мой взор
и проницательней, и строже,
и каждый вздох и каждый взлет
обходится мне всё дороже.
И я причастна к тайнам дня.
Открыты мне его явленья.
Вокруг оглядываюсь я
с усмешкой старого еврея.
Я вижу, как грачи галдят,
над черным снегом нависая,
как скушно женщины глядят,
склонившиеся над вязаньем.
И где-то, в дудочку дудя,
не соблюдая клумб и грядок,
чужое бегает дитя
и нарушает их порядок.
Ну а что касается ее первых успехов у противоположного пола, то о них мы знаем в основном от тех, кто был в нее влюблен, их жен, их общих друзей и т. д. Сама Ахмадулина ни о чьих чувствах предпочитала не говорить, а уж если рассказывала о своих «любовных победах», предпочитала юмористические истории. Так, например, она вспоминала, что в нее был влюблен их институтский руководитель семинара Александр Александрович Коваленков, «двусмысленный господин», как она его называла. Это был известный поэт-песенник, которого посадили в ночь после смерти Сталина, но к тому времени, естественно, уже выпустили. «Он с большим пристрастием ко мне относился, был влюблен в меня молоденькую, – рассказывала она, – а я такие дерзости говорила страшные, какие-то пререкания с моей стороны, грубости или опасные шутки».
Их флирт был буквально на грани фола, например, он мог сказать ей прямо на семинаре, в присутствии толпы студентов: «Скажите, прекрасная Белла Ахатовна, а вы какие панталоны носите, с кружевами или без?» А она в свою очередь ответить самым невинным тоном: «А вы не делайте вид, что вы этого не знаете».
Ничего серьезного между ними, конечно, не было, Белла была влюблена в другого, а Коваленков и вовсе был женат. Но эти их препирательства и двусмысленные шутки остались для нее очень приятным воспоминанием, она с удовольствием рассказывала о них и спустя много лет.
Вспоминала она и совсем анекдотическую историю о том, как ездила в совхоз имени Ленина в компании какого-то секретаря райкома, как потом выяснилось – большого охотника до женского пола. Ехали они вдвоем, на грузовике, и вдруг этот секретарь райкома остановил машину около озера и предложил искупаться. Белла удивилась, тем более что озеро было соленое, и отказалась. Тот настаивал, потом рассердился и сказал, что она как хочет, а он искупается. Разделся, оставил одежду в грузовике и полез в озеро.
«Но он не знал, с кем имеет дело, – весело вспоминала Ахмадулина. – От этого озера до дороги километров пять, а сама дорога – я не знаю, сколько километров – от станции Шира до поселка Тергеш. Я осталась в кабине, он бросил одежду и отправился в озеро и стал что-то делать там в соленой воде. Ну, я подумала-подумала, развернулась и поехала в сторону дороги. Представляю, что он испытал, голый, посредине степи. Не голый, а в этих черных трусах. Я доехала до дороги, постояла там и вернулась. Какое-то благородство превысило». Машину водить она, кстати, умела, права у нее были, и даже на вождение грузовика в том числе – в то время сдавали сразу на право вождение и легковых, и грузовых машин.
Разъяренный райкомовец, который, наверное, уже представил, как будет добираться до ближайшего жилья много километров пешком по степи, да еще и почти голышом, не нашел ничего умнее, чем сказать ей: «Да ты там, тьфу, ты думаешь, мне нужна вообще?! У меня просто жена в Сочи уехала».
Когда они вернулись (с приключениями – грузовик то глох, то застревал по пути), секретарь райкома попрощался с Беллой словами: «Наконец-то я от тебя избавился, будь ты неладна». На что она ему ответила: «Вы привет жене своей передайте, когда она из Сочи вернется». И ушла, чрезвычайно довольная собой, записав эту историю в список очень забавных приключений.
Чувство юмора у нее было прекрасное, но когда она приходила ко мне на концерты, я просил ее сесть подальше, потому что не мог вынести это мрачное лицо. Я ей говорил: «Не могу, Белла», она говорила: «Да поверь, Миш, я смеюсь, мне смешно», но я ее просил сесть куда-нибудь вглубь. И она мне говорила: «Я потрачу жизнь, но докажу тебе, что у меня есть чувство юмора». Да я знал, что оно у нее было – прекрасное! Она мне рассказывала, как на гастролях на ее афише написали: «ПоЕт Белла Ахмадулина», вместо «поэт», и ей из зала кто-то даже крикнул: «Ну, Беллочка, спойте уж нам что-нибудь». Мы так смеялись.
Михаил Жванецкий, писатель-сатирик.
Впрочем, история про секретаря райкома – это уже не институтские годы, а несколько позже. Хотя и студенткой Ахмадулина на целине тоже успела побывать. Было это во время Московского фестиваля молодежи и студентов, когда, по ее ехидному замечанию, «хорошие комсомольцы остались в Москве, а плохих на время молодежного фестиваля старались куда-то выслать». Она, естественно, была в числе плохих, поэтому ее отправили на целину.
Если таким образом ее кто-то рассчитывал наказать или хотя бы вразумить, то это было совершенно бесполезно. Кого-то другого это, возможно, и вразумило, но счастливой стороной склонности Ахмадулиной плыть по течению было то, что она все события в своей жизни воспринимала с интересом и воодушевлением. Провалила собеседование и пошла работать в маленькую газету – отличный опыт, поступила в Литературный институт – замечательно, выгнали из Литературного института – отлично, все равно там ничему толковому не учили.
Так было и с целиной – отправили, вот и прекрасно, это же такая романтика, там так интересно, особенно для городской девушки. Она и в пожилом возрасте с удовольствием вспоминала, как ездила в какую-то глушь, какой там был огромный котел, в котором надо было готовить еду на всю студенческую бригаду, а она и готовить-то не умела, и как она запрягала лошадь, чтобы поехать на ней за продуктами.
