В дверном проеме появляется еще и Антон – и тоже награждает меня тяжелым хмурым взглядом. Я чувствую себя точно загнанный зверек. Пушистый кроха-лисенок перед сворой спущенных на меня, противных, злобно рычащих гончих. «Лучше б умереть, – говорю я себе. – Просто умереть в этой ситуации было бы как нельзя кстати».
– Э-э… я…
И тут вдруг звонит мой мобильник. Все трое встревоженно переглядываемся. Еще ни разу этот дико раздражающий рингтон с чокнутой лягухой на мопеде не был для меня столь желанным! За одно это я в долгу пред мирозданием!
– Слушаю, – говорю я в трубку с нескрываемой дрожью в голосе.
Подняв глаза, я вижу, что Антон уже куда-то исчез, а Эван в ожидании стоит в дверях, сложив руки на груди и вопросительно подняв бровь. Такому грозному уж точно не соврешь!
– Это мисс Кендал? – спрашивает меня голос в телефоне.
– Да, – отвечаю, – это Ферн Кендал.
– Это доктор Перри.
– О, здравствуйте!
Доктор Перри – наш семейный доктор аж от начала времен. Меня он видел безо всякой одежды больше раз, чем я в силах припомнить. Причем без малейшего эротизма – обычно он надевал резиновые перчатки и говорил: «Давай-ка расслабься». Может, я не сделала вовремя мазки? Иначе с чего бы ему еще мне звонить?
– Я звоню насчет твоего отца, – словно отвечает он на мой вопрос.
– Папы?
Слышу в трубке вздох.
– Он у нас. В приемной.
– Он в порядке?
Как же, будь он в полном здравии, вряд ли оказался бы в приемной у врача!
– Нет, – отвечает доктор Перри, – он не в порядке, Ферн. Ты можешь приехать сюда прямо сейчас?
Я осторожно взглядываю на Эвана Дейвида – тот все так же негодующе на меня хмурится.
– Я… М-м… – А ведь это, пожалуй, самый удобный момент, чтобы по-быстрому отсюда сдернуть! – Да, я сейчас буду.
Единым движением я подхватываю сумку, вскакиваю и устремляюсь к дверям, бросив через плечо Эвану:
– Мне надо идти.
У него слегка отваливается челюсть – но мне, увы, некогда любоваться его реакцией на мой внезапный уход. У меня чрезвычайная ситуация, и ему придется с этим как-то смириться. Папа – один из самых важных людей в моей жизни, и если я сейчас ему нужна, я непременно буду рядом. А Эван Дейвид со своей дурацкой работенкой может катиться куда хочет.
– Подождите! – кричит он мне вслед. – Не уходите так. Скажите, что случилось?
Не успев столь эффектно удалиться, задерживаюсь в дверях.
– У меня болен отец, – отвечаю я Эвану. – Ужасно болен.
В глубине души же очень надеюсь, что это не так.
Глава 16
Спустя полчаса я врываюсь в переполненную комнату ожидания у приемной доктора Перри и вижу отца, сидящего на пластмассовом стуле – причем как будто в полном здравии. Все, что я напредставляла по пути – папу без чувств в кислородной маске или даже без одной конечности, – мигом улетучивается из головы.
Увидев меня, отец расплывается в улыбке:
– Пшшла на хрен!
По комнате ожидания прокатывается весьма различимый вздох. Мамочки тут же торопятся закрыть детям ладонями уши. Две женщины с крашеными голубоватыми волосами в голос выражают недовольство. Годовалый карапуз, что мгновение назад самозабвенно колошматил по красочному игровому центру, застыл с молоточком в руке.
– У нас такое не принято, мистер Кендал! – возмущается регистраторша. – Я уже вам говорила.
– Жопа. Задница. Уссысь, – отвечает ей мой папаша.
Я пробираюсь вперед, с трудом осмеливаясь признать, что этот раскрасневшийся, брызгающий слюной, полоумный дядька приходится мне родственником. Если женщина за столиком записи еще не зафиксировала мой приход, мне бы, по уму, надо развернуться и дать деру. Но тут же слышу, как регистратор произносит с явным облегчением в голосе:
– Я сейчас позвоню, сообщу доктору, что вы пришли, мисс Кендал.
– Папа?
– А ты мешок дерьма, – радостно сообщает он мне.
– Что? – непроизвольно отшатываюсь я. – Я твоя дочь. Что происходит? Зачем ты говоришь эти пакости?
Отец поворачивается к женщине, ближе всех к нему сидящей на таком же пластиковом стуле. Бедняжка пытается отодвинуться от него на максимальное расстояние, забиваясь уже в самый угол.
– А вам нравится, когда пенис большой? – проникновенно интересуется у нее папа.
Снова раздается всеобщий вздох. Несчастная жертва уже готова бежать прочь. Это определенно старая дева в летах, и, судя по ее наружности, она никогда не видела не то что большого, а вообще никакого пениса.
– Это непозволительно, мистер Кендал! – резко выговаривает отцу регистраторша. – Немедленно извинитесь.
– Какашка! Пукалка! – Папа делает паузу, явно выискивая очередное словцо. – Волосатые яйца!
– Да что вообще происходит? – в отчаянии вскидываю я руки. – Что, черт возьми, тут происходит?
Не проходит и минуты, как доктор Перри открывает дверь, выпуская в приемную престарелую даму с забинтованной головой.
– А, мисс Кендал! – восклицает он, увидев меня. – Заходи-ка сюда. И вы тоже, – машет он рукой моему отцу, который, поднявшись со стула, непотребным движением выставляет свой зад перед собравшимися у приемной.
Сцапав отца за руку, побыстрее затаскиваю его в кабинет врача. Папа тут же усаживается на стул и счастливо улыбается.
– Ты что, совсем с ума сбрендил?! – кричу я на него.
На сей раз отец хранит молчание. Я плюхаюсь на стул рядом с ним, а наш семейный терапевт с измученным видом проводит пальцами по волосам. Я даже не знаю, к кому мне взывать – то ли к отцу, то ли к доктору, – а потому пытаюсь говорить сразу с обоими, испепеляюще зыркая на своего невменяемого папашу.
– Ты не хочешь нам все объяснить наконец?
Отец складывает руки на груди.
Испустив тяжкий вздох, доктор Перри объясняет:
– Твой отец утверждает, что у него синдром Туретта.
Тут меня разбирает смех.
– Пшшла на хрен, – снова бросает мне отец.
– А ты заткнись, – огрызаюсь я.
– Он говорит, что подцепил это в «Голове короля», – говорит врач.
– Ты никак не мог заразиться синдромом Туретта. – По крайней мере, я считаю, что это невозможно. Гляжу с надеждой на доктора: – Ведь так?
– Нет, не мог, – подтверждает тот.
– Катитесь оба.
Думаю, доктор Перри столь терпелив исключительно из профессионального долга. Будь я на его месте, я бы в пару минут вытолкала своего не мелкого папочку из приемной. Или дала бы ему горсть каких-нибудь сильно действующих успокоительных таблеток, предназначенных для беспокойных лунатиков или даже взбесившихся лошадей.
