– Да никто ведь даже не заметит, – начинаю я канючить.
Вздохнув, Карл отдает обратно сумку, и мы усаживаемся на лавочку рядом с лесенками и горками. Какой же он порою мягкотелый! Я расстегиваю сумку и извлекаю из нее картонную коробку.
– Возьму всего кусочек, а потом чуть сдвину оставшиеся. Уж ты мне поверь – никто и в жисть не заметит!
– Ладно, посмотрим, – бурчит он в ответ.
Распаковав пиццу, я осторожно выуживаю из нее один кусок и тут же немного смещаю остальные треугольнички, закрывая образовавшийся зазор. Получается очень даже неплохо. Предлагаю Карлу откусить первому, но тот мотает головой:
– Не хочу быть замешанным в твоем преступлении.
– Считай, это всего лишь вкусняшка для заедания стресса, – с голодным видом облизываю я пальцы.
– Это я такой озабоченный или во всем, что ты сегодня делаешь, какой-то сексуальный напряг?
– Скорее ты, – отвечаю я и слизываю с губ томатный соус.
– А я уж решил, это Эван Дейвид встряхнул нынче твои гормоны.
– Разумеется, нет, – отрезаю в ответ, всеми оставшимися в душе силами изображая возмущение.
– Тогда давай рассказывай, – подталкивает он меня локтем в ребра, – что у тебя там за беда?
Я молча гляжу, как ветер беззаботно гоняет по парку затейливыми витками набросанный за день мусор. Бумажные пакетики как будто весело пританцовывают друг с другом. И я отчаянно жалею, что не придумала какого-то иного, более удачного способа донести до Карла свою паршивую новость. Или не нашла какой-то вариант, чтобы вообще этого не делать.
– Или я должен для этого задымить сигаретку? – хмыкает приятель.
– А что, хорошая мысль.
И пока Карл предается неторопливой процедуре раскуривания, я выигрываю еще чуточку времени.
– Звонили с «Минуты славы», – наконец выдаю я.
Карл озаряется улыбкой, которую мне просто невыносимо видеть.
– Когда?
– Сегодня утром.
– И ты не бесишься, не улюлюкаешь?
– Нет.
– Значит, они не хотят, чтобы мы на пару прошли в следующий тур.
– Не хотят.
Карл с недовольным фырканьем подскакивает и тут же плюхается обратно на лавку, поднимает глаза. Будь на небе звезды, он бы, наверное, приковался к ним взглядом.
– Ну это все же не конец света, – молвит он натянуто. Потом вдруг роняет лицо в ладони: – Нет, конец. Я был так уверен, абсолютно уверен… – Тут он взглядывает на меня: – Я даже не сомневался, что у нас все получится. Я был просто убежден, что это наш с тобой звездный час. Что мы сделали не так?
Я молчу в ответ. А что тут скажешь?
Расправившись наконец со слямзенным кусочком пиццы, запускаю руки в еще пышущую теплом сумку, чтобы немного согреть ладони.
Карл некоторое время молча размышляет, потом поворачивается ко мне:
– Но это еще не все, верно? Если бы они нас просто выперли, ты бы не звонила мне вся в слезах и соплях. И не хотела бы срочно меня видеть. А раз уж тебе приспичило поговорить со мной лицом к лицу, значит, тут есть кое-что еще.
Да, мой друг куда мудрее и прозорливее, нежели может свидетельствовать его вусмерть истрепанная джинса.
Я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова, на глаза вновь набегают слезы.
– Все, я въехал! – вдруг восклицает Карл и, поднявшись с лавочки, начинает бродить вдоль нее туда-сюда, прочесывая пальцами волосы. – Они хотят, чтобы я пошел в следующий тур, а не ты. Вот блин! Тебе сказали, что у тебя просто недостаточно таланта, чтобы проскочить дальше. И теперь тебя грызет мучительная зависть.
Сквозь слезы у меня вырывается смех.
– Нет!
Тогда он снова усаживается рядом со мной, обхватывает меня рукой за плечи и, крепко обняв, прижимает к себе:
– Значит, все с точностью до наоборот, – шепчет он мне в ухо, и я уже начинаю в голос реветь от такого пренебрежения и несправедливости судей.
– Ну же, ну! Чего ты! – утирает он мне большим пальцем слезы на щеках. – Ты же сделала это! Тебе надо гордиться собой.
– Я не могу, – всхлипываю я. – Как я справлюсь без тебя?
– Справишься. Разумеется, справишься. – Карл поднимает мое лицо, заставляя взглянуть ему в глаза. Представляю, какой у меня сейчас должен быть видок, но знаю прекрасно, что Карлу это до лампочки. Он любит меня такой, какая я есть, и я могу лишь в сотый раз пожалеть, что не люблю его так же. Насколько бы сразу стала проще наша жизнь!
– Я свой счастливый шанс, похоже, прохлопал, – продолжает он дрожащим голосом, – а твой пока что у тебя в руках. Ты должна сделать это, Ферн.
– Нет. – Я громко шмыгаю носом, отчего на скамейке невдалеке поднимает голову спавший бомж и недоуменно на нас таращится. – Я не хочу без тебя.
– Давай-ка не глупи! Ты не смеешь так просто этим разбрасываться. У тебя здесь реальный шанс. Где еще представится такая возможность?
Я испускаю прерывистый вздох.
– К тому же, если ты реально пробьешься в люди и станешь богатенькой фифой, то я, возможно, решу на тебе жениться, и ты будешь сама держать мне крутой стиль, к которому я даже смогу притерпеться.
Меня снова разбирает смех.
– Я вовсе не шучу, – в шутку надувается Карл.
– Ты дурачок!
– Вот и все слова любви.
– Мой любимый дурачок.
Он склоняется к моему лицу:
– Зуб даю, ты говоришь это каждому бойфренду.
Я тру нос рукавом.
– Думаешь, мне надо им перезвонить и сказать «да»?
– Ну а как иначе?
– Я люблю тебя, Карлос. Ты лучший друг на всем белом свете!
– А еще – фантастический любовник.
– Так ты все время только говоришь.
– Что ж, однажды я, пожалуй, дам тебе возможность это оценить.
Между тем вокруг опускается вечерняя тьма, ветер усиливается, пробирая меня до дрожи. Отчего-то меня совсем не тянет говорить Карлу о предстоящей поездке на «Королевский концерт» вместе с Эваном Дейвидом – все равно что сыпать соль ему на свежие раны. И в то же время не хочу, чтобы он думал, будто я готова легко сорваться с места и умахнуть куда-то без него. А потому, вместо долгих объяснений, говорю:
– Если мы как можно скорее не доставим куда надо пиццу, она станет холодная как лед. И я, кстати, тоже.
– Что ж, тогда двинули. – Карл ставит меня на ноги. – Если ты не собираешься сейчас меня изнасиловать на этой вот скамейке, то поехали – раздадим углеводы тем, кто в них, поди, и не нуждается.
Мы торопимся обратно к ограде парка.
