– От Ферн ничего не слышно?
– Нет, – отозвался Руперт. – И у меня такое чувство, что мы вообще ее больше не увидим после того, как ты давеча ее выпер – причем довольно-таки бесцеремонно, должен заметить. Вид у нее был ну совершенно подавленный.
– Проклятье, – пробормотал Эван. – Почему б тебе ей не позвонить?
– А почему бы тебе ей не позвонить? – с нажимом парировал Руперт. Он закинул ноги на стол и сцепил за головой ладони. – Давай-ка припомним, разве мы этого уже не проходили с этой, столь исключительной, молодой леди?
– Похоже, с ней я постоянно умудряюсь все испортить, – признался ему Эван.
– Обычно тебя это как-то не особо беспокоит, – съязвил Руперт. – С Эрин вы орете друг на друга каждый божий день, а потом оба держитесь так, будто ничего не случилось.
– Я никогда не кричу на Эрин, – холодно возразил Эван. – Я должен беречь свой…
– Голос, – с выражением подсказал Руп. – А ты у нас само благоразумие. То есть, я так понимаю, это скорее связано с плотскими радостями, нежели с работой?
На провокацию Эван не поддался. Сказать по правде, он и сам уже толком не понимал, в чем тут дело.
– А Лане ты так до сих пор и не позвонил, – напомнил ему Руперт. – Она, кстати, по-прежнему тебе вызванивает по десять раз на дню. Умоляю, разбирайся ты как-то по очереди со своими дамами. Созвонись с Ланой до нашего отъезда в Кардифф, не то наша блистательная Дива будет потом шипеть на тебя, точно загнанный в угол драный кот. Как тогда ты сможешь изображать влюбленного Альфредо с Виолеттой в ее лице? Предполагается же, что у них любовь – как на сцене, так и вне. Или ты забыл?
– Мы с ней работали, когда еще даже не были тесно знакомы.
– Верно, – вздохнул Руп. – Вот только газетчики на этом изрядно порезвились. Впереди очень важное выступление…
– Они все очень важные.
– …и было бы очень хорошо, чтобы между вами были тишь да гладь, что называется.
Эван молча потер бровь.
– Хотя бы на этот раз, – добавил Руперт.
– Я позвоню ей чуть позже, – молвил Эван и, встретив недоверчивый взгляд своего агента, добавил: – Обещаю.
– Ну что, если мы можем наконец переключиться с твоей душещипательной интимной жизни на прочие вопросы, то я хотел бы обсудить с тобой кое-какие интересные предложения, – принял Руперт свой обычный, умиротворяющий тон. – Давай-ка выйди на балкон, проветрись. Не желаешь чего-нибудь выпить? А то давай велю твоему шеф-повару выжать тебе апельсинового сока?
– Было бы очень кстати, – кивнул Эван. – И закажи Дьярмуиду что-нибудь для себя – или ты нынче пробавляешься только свежей кровушкой?
– Эту шпильку я оставлю без внимания, – пробурчал Руперт. – Выходи давай, приобщись к здешнему смогу. Я буду через минуту.
Воздух на балконе ничего общего не имел со смогом – напротив, был свежим и бодрящим. Внизу, неся свои воды к сердцу Лондона, змеилась серебристая лента Темзы. В Англии было, конечно, замечательно, однако Эван уже начал томиться по долгому и жаркому лету Тосканы. Может, ему удастся выкроить время, чтобы отправиться туда, на свою виллу? Он уже больше года там не появлялся. Его утомленному духу весьма не повредили бы несколько деньков безделья у лазурного бассейна на знойном воздухе, пряно пахнущем лавандой. Внутренне настроившись, он мог даже сейчас ощутить этот чудесный аромат. Какой вообще смысл владеть несколькими особняками, если не имеешь возможности хоть какое-то время там проводить?
Руперт между тем вернулся в гостиную, устроился за столом и раскрыл ноутбук. Нехотя покинув балкон, Эван подсел к своему агенту, и тут же шеф-повар принес ему стакан свежевыжатого сока. Руперт между тем припал к более привычному для себя напитку – очень крепкому черному кофе.
Агент энергично согнул в локтях руки и похрустел пальцами, давая понять, что уже принял рабочий настрой, и без всяких предисловий перешел к делу:
– Сейчас самое время выпустить новое поколение «Трех теноров»
[33]. Паваротти покинул сцену
[34], двое других уже подустарели.
– Едва ли им было бы приятно такое услышать, – недовольно буркнул Эван.
Руперт лишь пожал плечами. Порой его давний друг был куда более откровенным прагматиком, нежели другие агенты.
– Пора на их место двинуть свежие силы. Ты в курсе, сколько по всему миру раскупили твоих дивиди?
– Да уж не сомневаюсь, что с новой партией твои денежные закрома набьются еще туже, – скривился в насмешке Эван.
– Ну и? – вскинулся Руп. – Ты разве не хочешь, чтобы я осел на пенсии со всеми удобствами?
– Лучано никогда мне не простит, если я попытаюсь узурпировать его славу.
Крутой взлет в карьере Эвана случился в тот самый миг, когда Паваротти, впервые его услышав, обнял и велел лелеять и взращивать богом данный талант, заметив, что никогда еще не встречал юного тенора с подобным чистым и ярким голосом. Этим воспоминанием Эван чрезвычайно дорожил. С тех давних пор он не раз уже пел на сцене с маэстро – как правило, на ежегодных благотворительных концертах «Паваротти и друзья» в Модене, родном городе великого певца.
– А ты ничего у него и не узурпируешь, – насупившись, возразил Руперт. – Ты просто продолжишь его дело для нового поколения.
– Агент до мозга костей, – вздохнул Эван. – Мы ведь, получается, украдем его идею.
– То есть ты согласен? – уточнил Руп.
– Ты ж не оставишь меня в покое, пока не соглашусь.
– Тогда я сегодня позвоню Эмилио Рицци и Жаку Францу. Они, ежели не возражаешь, будут другими двумя тенорами в вашей троице.
Оба этих певца блистали яркими звездами на оперном небосклоне, и Эван всегда восхищался их несомненным талантом. А потому он нетерпеливо махнул рукой своему импресарио:
– Что там еще?
Руперт задумчиво погладил подбородок.
– Видишь ли, – осторожно начал он, – есть тут кое-что еще, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты это упустил… Боюсь, ты можешь поспешить и отказаться, не подумав…
– Что означает, ты предполагаешь мой отказ.
– Взгляни на это без предубеждений.
– Мне уже хочется отказаться, даже не услышав, в чем там дело.
– Утром мне позвонили с «Минуты славы»…
