Лана, игравшая мучительно страдающую Виолетту, превзошла саму себя, изображая, как та отчаянно цепляется за любовь, когда жизнь вот-вот ее покинет. Они с Ланой больше не были парой оперных звезд с баснословными гонорарами, поющими кем только не перепетые партии, – они обратились в два сердца, напрямую говорившие друг с другом. Как никогда прежде, их души стремились поведать друг другу свои чувства. Атмосфера на сцене накалилась невероятно, о зрителях давно было забыто. Как мог он так долго игнорировать исключительные достоинства этой женщины! Как мог, слепец, не видеть, сколь сильно она его любит!
На сцене это был самый последний шанс парочки примириться, прежде чем Виолетта оставит этот мир. Альфредо глубоко раскаивается в том, как сомневался он в любви Виолетты, и влюбленные вновь принимаются мечтать о счастливом будущем, прекрасно при этом зная, что девушке отпущен чрезвычайно короткий срок. Это совершенно душераздирающая сцена, идущая разительным контрастом к изображению веселой жизнерадостной вечеринки в самом начале оперы. Именитые друзья Виолетты давно ее покинули, гедонический, полный удовольствий образ жизни, к которому она склонялась прежде, больше не способен ее поддержать.
Умирая, она умоляет Альфредо, чтобы остаток своих дней он не прожил в одиночестве.
Коли случится, что младая дева,
в самом расцвете юных лет своих,
тебе отдаст неопытное сердце —
женись на ней, —
просит Виолетта и, откидываясь на постели, отходит в мир иной.
Когда упал занавес, зал зашелся овациями. Зрители как один повскакивали с мест.
Не в силах сдержаться, Эван уже в открытую рыдал. По щекам Ланы тоже безудержно катились слезы.
– Я бы не хотела сегодня провести ночь в одиночестве, – тихо молвила она ему.
Эван в молчаливом согласии кивнул. Он и сам ни за что бы не хотел снова остаться наедине с собой.
Занавес поднялся, и они вдвоем, покинув ложе Виолетты, вышли на авансцену и склонились в глубоком благодарственном поклоне. Оба дрожали от обуревавших их эмоций, и Эван даже не представлял, как вообще сумел дотянуть до конца спектакля. Его давние раны разом вскрылись и теперь болезненно кровоточили. В каком-то смысле для него это был глубокий облегчительный катарсис. В то же время это заставило его осознать, что в его жизни еще очень много нерешенных вопросов.
Как и в случае с «Травиатой», где героиня в финале умирает (как это часто случается в оперных спектаклях), в опере это обычно делается с эффектным позированием, красивым мощным голосом и с разливами фальшивой крови. Кончина героини величественна и прекрасна. И крайне потрясающа.
Но Эван-то знал, что в реальной жизни все не так. В реальной жизни все бывает совершенно иначе…
Глава 38
Они уехали из театра в лимузине Эвана, преследуемые пестрой тучей папарацци на скутерах, и, по взаимному согласию, направились прямиком в отель, где остановилась Лана, вместо того чтобы петлять по городу в надежде избавиться от нежеланного эскорта.
Когда они подкатили к ее помпезному пятизвездочному отелю – к этому виднеющемуся издалека архитектурному великолепию, возвышающемуся над Кардиффской бухтой, – то у входа их поджидала другая толпа репортеров, принявшихся торопливо щелкать фотоаппаратами, пока Эван с Ланой выбирались из машины, ослепляя певцов множеством вспышек.
Руперт предупреждал его об этом, когда Эван известил своего агента, что не вернется к себе в апартаменты до утра. Их позднее свидание, несомненно, будет завтра размазано по всему очередному номеру журнала Hello! однако, пережив за сегодняшний вечер столько сильных эмоций, Эван пришел к мысли, что его это больше нисколько не волнует. Не будет же он и дальше жить как монах, чтобы только избегать колонок сплетен! Он был нормальным, полнокровным мужчиной, здоровым самцом, если на то пошло, и временами просто не мог себя вести как-то иначе.
Наутро, когда страсти улеглись, утвердившееся с годами здравомыслие вновь напомнило о себе, и Эван сам подивился тому, что сделал. Он потянулся к лампе у изголовья кровати и, мгновение поколебавшись, все же ее выключил. Свет струился в комнату через балконное окно, резкими контрастами являя взору нанятый Ланой роскошный номер в пентхаусе. Кругом царил безупречный порядок, ничто не выдавало их бурной страстной ночи. Боковой столик, который их угораздило опрокинуть, стоял на прежнем месте. Одежда, что разлеталась по всему полу, когда они с Ланой в неистовстве друг друга раздевали, теперь была аккуратно сложена на диване в углу. Точнее, его вещи были сложены – ее одежды уже как не бывало. Так же, как не бывало и ее владелицы. Место рядом с ним на огромнейшей кровати было хоть и помято, но совершенно пусто. Из ванной не доносилось звуков льющейся воды, которые могли бы указывать, что Лана, проснувшись, пошла принять душ.
Голова у Эвана спросонья тупо ныла, и он не мог это списать на последствия алкоголя. Лана, может, и опустошила добрую половину бутылки болланже, но он, как всегда, обошелся лишь минеральной водой. Бывают привычки, которые держатся крепче других.
Эван приподнялся на локте.
– Лана? – позвал он.
Не получив ответа, он заставил себя выбраться из постели. Все тело отчаянно болело. После двух своих выступлений в роли любовника – на сцене и после – Эван чувствовал себя так, будто пробежал одну за другой с десяток марафонских дистанций. В постели Лана была такой же требовательной и ненасытной, как и во всех прочих сферах своей жизни. Эван с кривой усмешкой тряхнул головой. Эта женщина ничего не могла делать абы как!
Может, ему не помешало бы заглянуть в этом отеле в спа-салон, распарить косточки, поплавать в бассейне, чтобы вода вернула жизнь в его разбитое тело. Но тут же он представил, сколько еще других людей будут плавать с ним в одной воде, и мигом передумал. При том безумном графике, что ему предстоял в ближайшее время, он никак не мог рисковать подцепить какую-нибудь инфекцию.
Воспользовавшись одним из пушистых «казенных» халатов в номере Ланы, Эван сунулся в ванную, предположив, что она может скрываться там.
– Лана? – снова позвал он.
Какой только любви и каких обязательств они не наобещали друг другу минувшей ночью в упоении страсти и безудержном потоке чувств! Вполне возможно, Лана сегодня тоже, по зрелом размышлении, передумала.
Однако и в этом выложенном белой плиткой замкнутом пространстве Ланы не оказалось.
В гостиной Эван нашел на стеклянном кофейном столике свежевыжатый сок и фрукты. Вытянувшись на кожаном, персикового цвета диване, он не торопясь подкрепился яблоком, пытаясь вычислить, куда могла деваться его «заглавная дама». Возможно, когда она наконец появится, они могли бы провести вдвоем весь этот день – или хотя бы вместе позавтракать. Эван понятия не имел о ее планах, но в них уж точно не входило каких-либо прогулок по Уэльсу. По крайней мере, не в этот, так характерный для Ланы, мимолетный визит.
