– Да я вроде и так все время этим занимаюсь, – мягко пожимает он мне руку. – Надо бы отнести тебя в постельку, а то утром голова с похмелья будет раскалываться. Вот только не знаю, есть ли у меня чистое белье, – заметно беспокоится Карл, даже покусывая губу.
А что до меня – так чистая у него постель или нет, меня сейчас трогает меньше всего на свете.
– Себе я постелю здесь, – похлопывает он ладонью по дивану.
Я недоуменно взглядываю на него:
– Карл, мне совсем не хочется сегодня оставаться одной.
– Я буду здесь, рядом. Ты ж знаешь.
– Я хочу сказать… – Я не сразу решаюсь это произнести. – Останься со мной… на всю ночь
[51].
– Слишком много водки, – усмехается Карл, легонько тыкая мне пальцем в кончик носа.
– Вовсе нет. – Я провожу руками по его куртке, расстегивая фирменные, со штампиком Levi пуговицы. – Это… это… Я хочу… Я просто хочу…
Просто мне хочется почувствовать что-то еще, кроме душевной боли и чувства вины, но мой одурманенный алкоголем мозг не в состоянии облечь это в слова.
– Если ты предлагаешь мне с тобою переспать, Ферн, то это замечательно. Но, видишь ли, прождав семнадцать лет, пока закончатся наши платонические отношения, я бы предпочел заниматься этим, когда ты будешь трезвой.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – мотаю я головой. И это последнее, что я помню за тот вечер.
И вот я просыпаюсь в постели Карла. Простыни изрядно помяты, но, на мой взгляд, вполне даже чистые. Все же меня озадачивает, что одинаково помяты оба края постели. Неужели мы с Карлом все же закончили тем, что переспали?
На ногах у меня не оказывается ни джинсов, ни моих головокружительных каблуков, однако, проверив нижнее белье, обнаруживаю его там, где ему и положено быть. Что ж, уже хороший знак! Оторвав голову от подушки, тут же понимаю, что лучше бы мне этого сегодня не делать. С поистине нечеловеческим усилием заставляю себя вылезти из постели, оборачиваюсь простыней и шаткой походкой бреду на кухню.
Чтоб я еще хоть раз, хоть каплю…
Карл уже хлопочет на кухне. Взбивая яйца, он тихонько насвистывает, что сразу режет мне по ушам.
– Привет, – говорю я от дверей голосом, больше напоминающим осипшего Барри Уайта
[52], нежели здоровую на горло женщину.
От неожиданности Карл оборачивается как ужаленный:
– Тихо ты! – даже отшатывается он. – Ну и видок у тебя… пожеванный.
– Чувствую себя так же.
– Хорошо спалось?
– Наверно, да.
– Омлет будешь?
– Нет, – мотаю я головой, чего мне тоже сегодня явно не следует делать.
– Да, – поправляет Карл. – Он тебе точно пойдет на пользу.
Я бочком пробираюсь в кухню, поплотнее затягиваясь простыней, и, дабы удержать вертикальное положение, прислоняюсь к буфету. Даже в своем тормознутом состоянии чувствую, что Карл нынче какой-то взбудораженный. К тому же он сегодня лохматее обычного, и, надо сказать, это ему даже идет. На нем надеты только его любимые джинсы, и каким-то образом прорехи на них оказываются вполне даже на месте – через них очень дразняще проглядывают голые ноги. Я уже довольно долго не видела Карла в столь неодетом виде. По кухне он шлепает босыми ногами, и это тоже мне кажется невыносимо сексуальным. Мой милый рокер никогда еще не выглядел таким красавцем! Непроизвольно я бросаю быстрый взгляд на спальню, и Карл успевает его проследить.
Прокашлявшись, я спрашиваю скрипучим голосом:
– Слушай, а мы…
– Ну да, – кивает он. – Такой безудержный был секс! Точнее, ты была такой безудержной штучкой. Я и не знал, что ты способна на такие вещи! Скажи, а они вообще легальны?..
Я улыбаюсь:
– То есть нет?
– Нет, – признается Карл. – Конечно, нет. Считай меня странным человеком, но, когда я занимаюсь с женщиной любовью, я предпочитаю, чтобы она типа была в сознании.
– Ох…
– Кстати сказать, я приберег на будущее твое любезное приглашение разделить ложе. Думаю, это стоит еще одного «оха».
– Ох… – отзываюсь я.
– Твой омлет готов.
Взяв тарелку, отправляюсь в гостиную. Карл следует за мной и садится напротив, в единственное кресло.
– Спасибо, – говорю ему.
– За омлет или за то, что тобой не овладел?
– За то и за другое.
Мы избегаем встречаться глазами и вместо этого всецело сосредотачиваемся на еде. К тому многому, в чем Карл великолепен, как неожиданно для меня выясняется, он еще и готовит потрясающий омлет. Я ненадежно помещаю тарелку на колени, и жар от нее припекает мне кожу.
– Не хочешь малехо поподробнее мне поведать о вчерашнем?
– Не очень.
– А по трезвом размышлении ты все так же думаешь, что поступила как надо?
– Нет, – с тяжелым сердцем признаюсь я. – Вот что мне точно надо было сделать, так это встретиться с Эваном перед шоу и разрешить все наши недомолвки.
– Да тебе бы, наверно, и не позволили это сделать.
– Надо было хотя бы попробовать. Это было бы и благоразумно, и вообще по-взрослому. Тогда бы я смогла с чистой совестью идти на программу и выложиться там от души. До сих пор не верится, что я так вот профукала то, что для меня настолько важно. Для нас важно. – От стыда я не знаю, куда глаза девать. – Может, для большого успеха у меня просто не тот темперамент? Может, мне на роду написано всю оставшуюся жизнь петь в нашей пивнушке?
– Что-то мне не очень в это верится. Да и тебе, думаю, тоже.
– Спасибо тебе, Карл, что так здравомысленно к этому подходишь, – печально улыбаюсь я другу. – И спасибо, что не воспользовался моментом, когда я была такой… слабой и беззащитной.
– В смысле, нахлеставшись водки?
Оба смеемся.
– И спасибо, что ты мой самый лучший друг.
– Мне это тоже навсегда на роду написано?
Я не знаю, что на это ответить, а потому предпочитаю промолчать.
– Похоже, ты не намерена еще раз предлагать мне с тобою переспать, я верно понял? – говорит Карл, внезапно посерьезнев.
– Ну кто знает, кто знает, – язвительно усмехаюсь я.
