Мы с Карлом садимся в лимузин, быстро увозящий нас к терминалу. Никакой тебе давки в переполненном автобусе в аэропорту! Мы без малейших проблем проходим иммиграционный контроль, после чего просачиваемся сквозь кучку фотографов, которые, похоже, торопливо щелкают вообще все, что движется, – и наконец с облегчением видим поджидающего нас Руперта Доусона.
Агент с теплотой меня обнимает, похлопывает Карла по спине.
– Добро пожаловать в Сан-Франциско! Машина ждет снаружи.
И, не дав разобраться, что к чему, нас буквально заталкивают в другой лимузин и стремительно увозят из аэропорта.
Всю дорогу мы с Карлом с любопытством выглядываем из затемненных окон салона, пока наше авто мчится по улицам, плавно огибая повороты и взбираясь на крутые холмы, которыми так славен Сан-Франциско. Мы проезжаем под канатной дорогой на Пауэлл-стрит, на которой как раз плывут в воздухе с десяток туристов. Затем минуем здание Калифорнийской оперы – и вот тут я вижу ярко-красные афиши, на которых крупными буквами выведено имя Эвана Дейвида. При виде их у меня перехватывает дыхание.
Он здесь, в этом городе, в это самое время – выступает с «Турандот». Я могу просто купить билет и вечером сходить его повидать. Буду сидеть себе на мягком бархатном сиденье, вволю им любуясь и наслаждаясь его пением, – а Эван даже не узнает, что я в зале.
От этой мысли душа даже растерялась: то ли воспарить на радостях, то ли от страха уйти в пятки. От тоски по нему внутри как будто скрутило. Где бы я ни была, куда бы ни отправилась – везде встречаю невольные напоминания о нем. Интересно, наступит ли однажды такой момент, когда мои чувства наконец обретут свободу от этого человека?
Потом я замечаю, что на афише, чуть ниже его имени, но такими же крупными буквами значится имя Ланы Розины, и мне становится нехорошо. Оказывается, выступают они здесь вместе – и я уже сожалею, что мы не поехали от аэропорта каким-нибудь другим маршрутом, чтобы я могла и дальше пребывать в блаженном неведении. Я специально не давала себе шарить по Интернету в поисках каких-то упоминаний о гастролях Эвана. Слишком уж тоскливо было бы следовать за ним по всему миру этаким виртуальным ловчим. И вдруг он оказывается здесь! Мы с ним снова в одном городе, и между нами – какие-то несколько миль, несколько улиц, всего, может, несколько шагов!
Я чувствую, как кровь отливает от лица, и кондиционер в салоне как будто барахлит. Я нащупываю на дверце кнопку стеклоподъемника и, впустив в машину резкий поток свежего воздуха, глубоко и с жадностью его вдыхаю.
Карл резко поворачивается на сиденье, вокруг глаз пролегают тревожные морщинки:
– Все в порядке?
Я в ответ киваю, не в силах справиться с голосом.
– Это у тебя, наверно, из-за резкой смены часовых поясов, – говорит Карл. Я же гадаю, неужто он и правда не заметил имя Эвана Дейвида, выведенное аж шестифутовыми буквами.
Снова киваю в знак согласия.
Руперт, тоже заметив, что мне не по себе, открывает в лимузине мини-бар и заботливо наливает мне стакан воды, не переставая разглагольствовать о городских достопримечательностях. При всей его непринужденности, я-то вижу, что он обеспокоенно косится на меня: едва ли будет ему на руку, если у его новой протеже будут регулярно случаться нервные приступы.
Наконец мы подъезжаем к шикарному отелю на холме Ноб-Хилл – как поясняет Руперт, названному так потому, что некогда там селилась разная знать
[65] и зажиточные горожане. Это местечко как будто специально создано для приема поп-звезд, и каких-то несколько месяцев назад я даже не мечтала, чтобы в такой гостинице остановиться!
Карл помогает мне выбраться из машины, и мы идем регистрироваться на ресепшен, после чего некоторое время праздно слоняемся возле довольно выпендрежной стойки администратора, ожидая, пока принесут от лимузина наши вещи. Это дает мне время успокоиться, прийти в себя и вновь утихомирить свои эмоции. Затем нас провожают наверх, в номер люкс в пентхаусе, – а это означает, что практически весь двадцать пятый этаж отеля в нашем полном распоряжении. Украшающие вестибюль тяжелый бархат и претенциозная парча здесь уступают место более современному стилю интерьера, и я облегченно вздыхаю: я уже не чувствую себя точно в музее.
Руперт дает коридорному щедрые чаевые и проводит нас по комнатам. В номере две спальни, две ванные комнаты, причем обе с джакузи. Угловую его часть занимает застекленная столовая с изумительнейшим видом на город. Еще имеется просторная гостиная, вся отделанная в черно-белых тонах, выходящая окнами на грандиозную перспективу «Золотых ворот».
– На этом я вас покину, – говорит Руперт. – Мне сегодня надо еще кое-где появиться. Что, детишки, найдете, чем себя занять?
Мы с Карлом, естественно, киваем.
– Утром к одиннадцати тридцати вы должны быть готовы к выходу. Пришлю за вами машину. Стилист с парикмахером будут к девяти тридцати.
– Что, два часа на сборы? – недоумеваю я.
Руперт переминается с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко.
– Впереди очень важное выступление, Ферн. Уверяю тебя, это того стоит.
Я понимаю, что те времена, когда я могла подскочить с постели и уже через пару минут вылететь из квартиры по делам, остались в далеком прошлом. Руперту явно очень не хочется сообщать нам какие-либо подробности о завтрашнем мероприятии, и я, уж не знаю почему, не хочу у него ничего выпытывать.
– Я распорядился накрыть вам завтрак в номере, – продолжает агент. – Вам остается только известить на ресепшене, чем вы желаете подкрепиться.
На этом Руперт целует меня в щеку, похлопывает Карла по спине и направляется к выходу.
– Ну что, чудесного вам вечера в Сан-Франциско! – вполоборота машет он нам ладошкой и исчезает в дверях.
– Ничего себе! – восклицаю я, когда мы с Карлом остаемся одни. – Ну, и как тебе все это?
– Круто, – усмехается он. – Мне нравится быть рок-звездой. – Он обхватывает меня рукой, легонько сжимая ладонью плечо. – Я всегда знал, что рано или поздно ты навяжешь мне тот стиль жизни, к которому мне самому захочется привыкнуть.
– Ну что, давай проводить время с максимальной пользой, – оживленно щебечу я. – Пойдем встряхнемся хорошенько, пусть город вздрогнет!
– Я бы только хотел для начала принять душ, – говорит мой друг, потянувшись к своей сумке. – Пожалуй, я займу вот эту спальню – если ты, конечно, ничего не имеешь против.
– Отлично! – Не знаю почему, но я вздыхаю с облегчением, узнав, что Карл и не предполагал, будто мы будем спать в одной постели. Он так глубоко понимает мои чувства и потребности и с таким бережным уважением ко всему относится, что за это я люблю и ценю его еще больше.
Внезапно Карл оборачивается ко мне, в его потемневших глазах словно сгустились тучи.
