Очень скоро у меня появляется забавное предчувствие, по телу пробегают зябкие мурашки. Ошибки быть не может! Что-то здесь определенно затевается. У меня аж волосы на загривке встопорщиваются, точно перед ударом молнии.
Я упираю руки в бока, стараясь напустить на себя как можно более грозный вид:
– Может, мне кто-то все же потрудится объяснить, что здесь происходит?!
Руперт вспыхивает.
– Видишь ли, я не знаю, как ты можешь к этому отнестись… – принимается он бормотать, нервно облизывая губы.
Тут мое бедное измученное сердце поражает осколок ужаса.
– Отнесусь к чему? – холодею я.
В этот момент из дверей высовывается какая-то взвинченная дама в шелковом костюме:
– Все готово, вас ждут. Извольте следовать за мной.
– К чему, Руперт? – не отступаю я.
Однако мой агент лишь хлопает ртом, точно рыба без воды, и наконец просто говорит:
– Вскоре само все прояснится, дорогая.
На этом нас не мешкая выводят из гостиной, спешно препровождают в сад – и все крутящиеся в голове возможные объяснения мгновенно развеиваются.
Глава 77
На свадебное торжество собралась не одна сотня гостей, и все уже расселись рядами на изящных белых стульях, тоже увитых лентами и цветами. В воздухе разливается пьянящий экзотический аромат. Играет рояль, слышится негромкий гул светских бесед. Нас с Карлом провожают по краю сада, между деревьями, словно обрамляющими собравшуюся толпу, и ведут к большой беседке, воздвигнутой в самом центре лужайки. Идем мы медленно, поскольку каблуки моих прелестных босоножек то и дело утопают в газоне.
Карл берет меня за руку.
– Нервничаешь?
– Ага. – По какой-то неведомой причине сердце чуть не выпрыгивает из груди.
Когда мы доходим до тыльной стороны невысокого помоста, сопровождающая нас дама останавливается:
– Будьте так любезны подождать здесь еще пару минут. Я дам знать, когда выходить.
Кивнув женщине, я, пользуясь моментом ожидания, разглядываю будущую аудиторию. Какое все же щеголеватое сборище – в жизни еще не видела в одном месте столько дизайнерских брендов! Если хорошенько вытянуть шею, то, может, мне удастся хоть одним глазком увидеть счастливого – и к тому же страшно богатого – жениха. Я чуть сдвигаюсь вбок, заглядывая за густое скопление белых роз, и наконец вижу его.
Я вижу Эвана Дейвида и его шафера, которые стоят в первом ряду, сияя до ушей, точно два полудурка, и гордые собой, как два индюка. Никогда еще не представал он предо мной таким красивым, как в этом свадебном костюме!
Эван поворачивает голову в мою сторону, однако меня он не замечает, глядя как будто сквозь. Я невольно отшатываюсь назад, и Карл меня подхватывает:
– Ты чего? – с тревогой в голосе спрашивает он. – Что случилось?
Я не в силах сказать ни слова, лишь часто и прерывисто дышу, как будто задыхаясь. Голова идет кругом. Я сознаю, что присутствую на свадьбе того, которого люблю, – и у меня даже нет слов, чтобы описать пронзившую меня боль!
– Что с тобой? – уже не на шутку беспокоится Карл. – Скажи же, что стряслось?
Но говорить я не в состоянии, а потому просто указываю пальцем в сторону жениха, и Карл устремляет туда взгляд.
– От ч-черт! – выдыхает он, наталкиваясь глазами на Эвана Дейвида. – Это что, свадьба Эвана Дейвида?! – Тут он с досадой хлопает себя по лбу: – О чем только думал этот чертов Руперт! Почему он ничего тебе не сказал? Он же знает, что ты любишь… – Тут он резко умолк.
У меня начинается настоящая трясучка – лихорадит, как при гриппе, и ничего не могу с собой поделать. Такой кошмар мне не снился в самых страшных снах! Я даже начинаю мысленно молить невидимого господа, чтобы дал мне поскорее проснуться – и чтобы я снова оказалась в своей постели, в своей квартире до того, как она выгорела, и до того, как мы сделались поп-звездами – и вообще до всего того, что постепенно привело меня к этому ужасному мгновению. Я все бы отдала, лишь бы не оказаться здесь и сейчас!
– Слушай, Ферн, – хватает Карл меня за плечи и встряхивает так неистово, что аж вращаются глазные яблоки. – Ферн, давай-ка, прекрати сейчас же!
Мне надо срочно убраться из этого места! Я точно не в состоянии петь перед ним. Развернувшись, я пытаюсь сбежать, но мои чертовы каблуки застревают в дерне, и я вновь спотыкаюсь.
Карл хватает меня за руку и цепко держит на месте.
– О нет, ты этого не сделаешь. Даже не думай от этого сбежать.
Наконец я выхожу из шокового состояния – и вот-вот готова разреветься.
– Я не могу это сделать, – задыхаюсь я. – Не могу.
Однако Карл глядит на меня решительно и твердо.
– Можешь, – уверенно говорит он. – И ты это сделаешь.
– Не могу. – Я и говорить-то едва в силах, не то что петь! У меня такое ощущение, будто мир вокруг рушится, в ушах стоит глухой звон.
– Ферн! – Карл совсем как будто взбеленился. – Ты не смеешь меня подвести. Ты же профессиональная певица, и нам за это заплатили уйму денег. Давай-ка копни в себе поглубже и найди то, ради чего ты должна сейчас выйти на сцену и спеть.
Кто же оплатил нам все это? И частный самолет, и люкс в пентхаусе? Эван уж никак не мог потребовать, чтобы я пела на его свадьбе – это было бы чересчур жестоко. И уж никак не могу представить, чтобы Лана Розина вдруг возжелала в свой знаменательный день меня здесь увидеть. У меня уже кружится голова, и все, чего мне хочется, – это просто лечь и умереть.
– Я не могу.
– Сейчас не время для бабских истерик.
Бабских истерик?! Не будь я сейчас так выбита из равновесия, я бы Карла поколотила!
– Выход по готовности, – появляется возле нас организатор. Если ее и огорошило мое ненормальное состояние, то она ни слова об этом не сказала, лишь устремила на Карла беспокойный взгляд. – Может, вам еще нужно какое-то время?
– Будем готовы через минуту, – хрипло отвечает Карл.
Ага, как же, мечтай!
Едва дама уходит, Карл берется за подол моего прелестного воздушного платья и, повернув ткань изнанкой, вытирает мне слезы.
– Справишься с этим, Ферн, – значит, выдержишь уже все на свете.
Я невидяще киваю – перед глазами по-прежнему размытая пелена.
– Я буду с тобой, – обещает Карл. – Я тебя когда-нибудь подводил?
Я мотаю головой.
– Когда закончишь, я налью тебе самый что ни на есть огромный бокал шампанского, какой только смогу найти. – Он берет меня за руку: – Ну что, готова?
– Да. – Голос мой звучит приглушенным хрипом, весьма далеким от того голоса, из-за которого меня сюда, собственно, и позвали.
