– Черт с ней, действительно, со свеклой, – сказал я устало, и Виктор удивленно посмотрел в мое резко помрачневшее лицо, не поняв, очевидно, зачем, в таком случае, битый час я уговаривал его непременно и поскорее взять эту свеклу.
– У тебя, Валька, какие-нибудь неприятности? – догадался Виктор и сделал шаг назад, задумчиво посмотрев во двор сквозь приоткрытую щель ворот.
– Пока не знаю, – немного подумав, ответил я. – Во всяком случае, вполне могут начаться.
– Может, вина выпьешь? – неожиданно предложил он и опять посмотрел внутрь двора. – У меня настойка есть хорошая, домашняя, из брусники. Мать еще осенью ставила.
– А ты будешь?
– Ну, за компанию. Только быстро, – он опять глянул в щель створок ворот, немного обеспокоено, как мне показалось, – чтоб мать не увидела.
Он торопливо сходил куда-то в сарай для инструментов, и вернулся с большой оплетенной бутылью и железной эмалированной кружкой.
Наливка оказалась великолепной штукой – сладким душистым напитком, сохранившим кисло-сладкие ароматы перебродившей брусники, и вызывающим мягкий приятный шум в голове, напоминавший шелест хвои в сентябрьском сосновом бору, где среди травянистых ложков и распадков была когда-то собрана Виктором эта брусника. Удобно расположившись на одном из брёвен, сложенных штабелем у ворот, мы выпили по три полных кружки, вместо закуски заговаривая друг другу зубы анекдотами и скабрезными сплетнями об общих знакомых.
Когда Виктор пошел проводить меня до трамвайной остановки, ноги у нас обоих неохотно слушались головы и сами по себе выписывали небольшую циркуляцию. В общем, расставание получилось очень теплым, но домой мне удалось добраться лишь ко второй половине второго ночи…
Глава 19
– Это не ужас, это было просто несчастье, один из многих видов банальной человеческой беды, – усталость в глазах Шквотина, неотрывно смотревших на бокал, продолжала расти, – Бокал от губы девушки удалось отнять лишь только через двое суток при помощи хирургического вмешательства, хотя и, как выяснилось в момент операции, оказалось уже поздно – бокал пришлось удалять вместе со значительной частью губы, и ее-то вы и видите сейчас на бокале… – Шквотин осекся, увидев выражение лица своей слушательницы. – Я честно предупреждал вас, милая моя, о характере моей работы, о том, что…
– Нет-нет, – поспешно прервала его сбитая с толку, непонятно чем страшно напуганная Ирина, – не нужно напоминать об этом, вы совершенно правы, напросилась я сама. На самом деле нисколечко и не жалею, здесь очень интересно, но только как-то немного… не по-человечески… ей – вдруг сделалось неловко перед Шквотиным.
Но Борис Федорович, напротив, почему-то с воодушевлением ухватился за ее последнее слово.
– Вот именно! Золотко мое («золотко мое» сказал он, не раскрывая рта, одними глазами). Совершенно точно – не по-человечески. Все экспонаты здесь античеловечны по самой своей сути! – генерал заговорил горячо и вдохновенно, с жаром профессионала искренне влюбленного в свое дело.
– Взять хотя бы проклятый бокал – помимо всего прочего, он спровоцировал на оставшейся части губы злокачественную саркому, девушка умерла через месяц, предварительно сойдя с ума. Кусочек ткани губы, прилипшей к бокалу, сделался его составной органической частью, живущей или живой, заметьте, не омертвевшей частью, медленно, но верно продолжающей свой противоестественный рост. Клеточная ткань растет, питается, очевидно, веществом, из которого состоит бокал, его стенки с каждым месяцем делаются все тоньше…
– Может, этот бокал чем-нибудь намазали, какой-нибудь канцерогенной жидкостью враги фирмы? – со слабой надеждой в голосе предположила Ирина, начавшая теребить указательным пальцем правой руки шелковистый золотой локон.
– Его никто ничем не мазал, – последовал лаконичный ответ.
– А внешне бокал отличался от других бокалов и, вообще, откуда он взялся, и пили, может быть, из него раньше?
– Внешне он ничем не отличался от других бокалов. Мы быстро все выяснили – партию однотипных бокалов фирма закупила непосредственно перед презентацией в одном из московских универмагов. Универсам, в свою очередь, получил их с Гусь-Хрустальской фабрики. Никаких патологических следов обнаружить не удалось. Но вот анализ, химической и физической анализ бокала позволил установить, что стеклом тут и не пахнет.
– Простите, – Ира ухватилась похолодевшими пальцами за запястья Бориса Федоровича, – мне показалось – закружилась голова.
Борису Федоровичу страстно захотелось обнять девушку, бережно, но крепко прижать к себе и долго-долго не отпускать, гладить ладонью, перебирать пальцами живое золото ее волос, вдыхать аромат ее духов смешанных с испарениями чистой свежей кожи. Он и сам не заметил. как это случилось, как его ладонь очутилась на затылке любимой, и как она доверительно прижалась к нему и тонкие девичьи руки обвили покрытую шрамами мощную шею.
– Мне это снится – только и мог вымолвить генерал, глядя в дальний конец полутемного помещения музея, где доставая потолка, укрытый плотной темной тканью, возвышался самый объемный экспонат музея. Ткань уже медленно стала сползать, подчиняясь отголоскам могучей, но пока еще далекой дрожжи, начинавшейся мелко сотрясать четырехметровый экспонат. Генерал Шквотин, естественно, ничего не замечал, продолжая прижимать к себе гибкое теплое тело золотовласой богини и вдыхать аромат ее духов, смешанный с испарениями чистой и свежей кожи…
Так молча и неподвижно, крепко и нежно прижавшись друг к другу, Шквотин и Ирина стояли довольно долго. Генерал упрямо боялся поверить в случившееся, а Ирина пыталась разобраться в глубинных причинах своего неожиданного поступка.
«Просто, здесь очень страшно, страшно, как может быть лишь в кошмарном сне, а Борис Федорович такой сильный, такой большой и надежный… Любая девушка на моем месте поступила бы точно также», – успокаивала себя или оправдывалась, точно она не могла понять, перед самой собой Ирина, не отпускаясь, тем не менее, от могучей шеи Шквотина, где бешено пульсировал родничок пульса толкавшего по сонной артерии горячую генеральскую кровь.
Глава 20
В половине первого ночи расположившаяся в гостиной Рада невнимательно смотрела американский боевик и напряженно ждала моего прихода. Стемнело, моя жена выключила у телевизора звук и прислушалась – за дверью спальни родителей стояла тишина и сквозь щели не пробивался свет. «Уснули», – решила она и тут же недовольно подумала: «Где же Валька, паразит?», и какое-то время, не включая у телевизора звука, смотрела на экран, где молча разевала рот смазливая певица-негритянка.
«Негры совсем заполонили эстраду», – мелькнула совершенно ненужная мысль. Палец нажал кнопку другой программы – там яркая голубая жидкость впитывалась в гигиенический тампон, палец нервно нажал на следующую кнопку, и Рада увидела черный звездный квадрат космоса, летевший по нему куда-то к дальней-предальней чертовой матери планетолет. Очевидно, демонстрировался американский фантастический фильм. Рада решила прибавить звук, но не сделала этого – из спальни родителей донесся странный шум.
