– Да, это я стрелял в ковролиновую дорожку: три пули, – просто ответил я.
– А зачем вы в нее стреляли?
– Чтобы убить – она напала на меня, не хотела пропускать вверх по лестнице.
– Понятно, – коротко ответил Несмарк, словно речь у нас с ним шла о чем-то само собой разумеющемся.
Мы подошли и остановились перед закрытой дверью палаты номер восемнадцать. Вначале я порывистым нетерпеливым движением хотел распахнуть эту дверь, но древний инстинкт самосохранения заставил меня, прежде всего, прислониться к ней ухом и внимательно прислушаться. Я услышал нечто странное – тишину еще более мёртвую и глубокую, чем та, какая заполняла собой шестиэтажное здание огромной больницы.
Я посмотрел в глаза доктору Несмарку, печально темневшие за подернутыми синим блеском стеклами очков и хрипло прошептал ему:
– По-моему, моей жены нет в этой палате, доктор.
Он нервно облизнул языком нижнюю губу, и на его худой жилистой шее дернулся кадык. Справившись с нахлынувшими эмоциями, Бейша Несмарк сказал мне тоже шепотом:
– Может быть, не стоит пока открывать эту дверь?
– Почему? – Именно потому, что она закрыта. Безопасно было только там, где двери оказались открытыми. Я один лишь успел закрыться, когда полетели в окнах стекла и поналетели эти черные гарпии! – торопливо, почти бессвязно заговорил Несмарк, и внезапно схватившись за голову, с жаром добавил: – Я ведь поседел только два часа назад, сидя в этом, так счастливо подвернувшемся, кварцевом кабинете… Не делайте этого!! – сдавленно вскрикнул он, хватая меня за руку и пытаясь отвести от ручки двери.
Но я невзирая на зловещие предупреждения врача и судорожные его попытки отвести мою руку в сторону, надавил ручку вниз и, услышав щелчок, потянул дверную створку на себя. Дверь раскрылась…
…Врач оказался совершенно прав. Рады я не увидел в палате. Я увидел кое-кого другого, кого никак не предполагал увидеть. Не знаю – откуда у меня взялась реакция, достойная закаленного в схватках не одного десятка лет заслуженного фээсбэшного волка (хотя, конечно же, позднее я посчитал подобную самооценку сильно завышенной), но выстрелить я успел раньше, чем сумел сообразить – во что или в кого именно стреляю. Как и в случае с ковролиновой дорожкой, моя торопливость во второй раз спасла мне жизнь, да и жизнь доктора Бейши Несмарка тоже…
Глава 5
…Лишь только я открыл дверь, нас с доктором ослепила сверкающая антрацитовая чернота. Именно ослепила – невероятной глубиной своего цвета и поразительной чистотой нежно-бирюзовых сполохов ежесекундно загоравшихся и гаснувших вдоль многочисленных изгибов роскошно черной мантии, колыхавшейся вместо воздуха внутри реанимационной палаты.
– Я знаю – что это! Это – смерть!!! – и я всадил четыре пули в приготовившуюся проглотить нас с доктором ненасытную кровожадную тварь, выпорхнувшую из какого-то чертового гроба благодаря человеческой глупости и алчности.
Своевременная стрельба возымела потрясающее действие – непроницаемая антрацитовая чернота бесшумно взорвалась фейерверком крупных фонтанов и султанов бирюзовых и смарагдовых огней, потрясающих по красоте оттенков. Почти в ту же секунду на барабанные перепонки мягко надавила упругая звуковая волна – и я вместе с доктором покачнулись, инстинктивно прикрыв лица руками и приготовившись к самому худшему. Но худшее произошло не с нами – в небытие канули остатки оконного стекла и рама, за которую они упрямо продолжали цепляться. Пронзительный яростный треск, хруст и звон прозвучали, как последние проклятья, посылаемые погибавшим окном своему убийце – жирному, перекормленному стрэнгу.
Стрэнг вылетел из палаты в ночной воздух под лунный свет, небрежными неуловимыми движениями стряхивая стекольные осколки с могучих крыльев, развернувшихся для полета. Он завис прямо напротив пустого оконного проема, освободившегося от стекла и деревянной рамы, и меня поразил размах крыльев чудовища – он составлял не менее пяти метров, и я с ужасом понял, что стрэнг (я не мог знать, что это был предводитель румплей) растет, но если это действительно была душа Аймангера, то Аймангер, увидев ее, наверняка бы пришел в состояние ужаса. Похоже, что ситуация ускальзывала из-под контроля по полной программе, и оставалось только гадать на кофейной гуще: какие сюрпризы еще ждут нас в самое ближайшее будущее.
Чёрный косматый стрэнг, возмущённо полыхавший бирюзово-смарагдовой иллюминацией, недолго висел перед нашими глазами. Кончики крыльев едва заметно шевельнулись, и чудовище штопором взвилось вертикально вверх, заставив какое-то время бешеным вихрем кружиться вокруг себя неподвижную свежесть ночного майского воздуха.
В палате жалобно звякнула и покатилась по полу какая-то склянка, заставившая меня перевести зачарованный взгляд с той точки воздушного пространства, где только что неподвижно парил стрэнг – на никелированные шарики в спинке опрокинутой и разбитой кровати, беспомощно раскинувшейся по деревянному полу. Рядом с кроватью валялись металлические скелеты двух систем интенсивной терапии, переплетенные белыми пластиковыми трубками и осколками разнокалиберных стеклянных сосудов, в которых несколько часов назад плескались лекарственные растворы, вливавшиеся в вены моей жены. От самой жены, как я увидел, не осталось ни малейших следов.
– Где пациенты? – повернулся я к Несмарку, – Где медсестры, врачи, лифтеры?? Где, вообще, все?!?! Где мне искать мою жену?!?!
– Я думаю, только не сочтите меня за сумасшедшего, что они все исчезли в стиле старшей медсестры Котлубовской, – снимая очки и протирая их стекла, ответил Бейша Несмарк.
– Что это значит?
– Я могу объяснить только то, что видел своими глазами, – он водрузил очки обратно на глаза и внимательно посмотрел на меня. – Старшая медсестра неврологического отделения Маргарита Котлубовская лоб в лоб столкнулась вот точно с такой же тварью, – он кивнул в сторону оконного проема, куда пару минут назад вылетела Черная Шаль, – и она даже вякнуть, вернее, крикнуть не успела, как вся заискрила, превратилась прямо-таки в гейзер ярких изумрудных искр, словно попала на железнодорожный высоковольтный провод. Причем – совсем без дыма! Искрила она так секунд семь – не больше! А потом – чпок! – раздался звук, как будто лопнул бумажный пакет из-под кефира, и Котлубовская исчезла, растворилась в воздухе! Единственное, что мне показалось: на том месте, где она исчезла, еще недолго висела как бы ее тень, сердито размахивавшая руками, а потом и тень куда-то сгинула. Я очень хорошо различил все эти превращения – коридор тогда ярко освещался. А черная крылатая тварь помчалась дальше по коридору, но я не стал дожидаться своей очереди близкого знакомства с ней, и захлопнул дверь кварцевой. Но сквозь дверь я слышал крики, много криков – они до сих пор звучат у меня в ушах. А сам я весь покрылся холодным потом под своим халатом, и мне стало четко казаться, что я схожу с ума!..
Меня осенила необычайно мрачная догадка, и я бестактно прервал значительно более старшего меня по возрасту врача:
– Господи, так значит, они размножаются! – я остолбенело посмотрел на умолкнувшего собеседника. – Значит, совсем дело худо!
