Он кивнул доктору в знак согласия.
— Да, это так. Она будет делать для Серессы все, что сможет. Синьора Мьюччи, как мы теперь должны ее называть, воспользуется теми возможностями, которые даст ей ваша роль и положение в обществе, для наблюдения и бесед. С женщинами, и, возможно, с мужчинами, если сумеет это сделать без ущерба для вашего достоинства. В данный момент ничто не угрожает нам со стороны Дубравы, вы понимаете? Но можно добиться преимуществ в торговле, если понять положение их дел, и вы оба знаете еще одну причину, почему нам нужны люди в стенах их города.
— Конечно, знаем. Османы, — сказала женщина. — Дубрава платит дань великому калифу.
С ее стороны было самонадеянно отвечать вместо него, но, подумал герцог, из них двоих она была более важной персоной, а робость сослужила бы им плохую службу. Он начинал предполагать, что робость — не то качество, которое присуще Леоноре Валери.
Он жестом дал понять, что согласен с ней.
— Действительно. Дубрава посылает сведения и взятки ашаритам и торгует с ними. Как и мы, разумеется. Из их ворот в глубину материка, через Саврадию, ведет оживленная дорога. Мы живем в опасное время. Что бы мы ни узнали, что бы ни сумели узнать — это поможет обеспечить безопасность Серессы. Все это совсем просто, — произнес он в заключение.
— А если, — тихо спросил лекарь, — синьору Валери разоблачат и обвинят в сборе сведений, это будет так же просто?
— Вас вряд ли убьют, если вы это имеете в виду, — резко ответил герцог. Конечно, он сказал только половину правды. Полуправда, по его мнению, — это все, что нужно большинству людей.
Не будет публично предъявлено никакого обвинения, не будет никакого суда, никакого официального наказания, кроме того, что их отошлют домой, но несчастные случаи происходили с серессцами в Дубраве и прежде. Меньшая республика отличалась дипломатичностью, осторожностью, коварством. Она следила за дующими в мире ветрами. Она также гордилась своей свободой. История народов Саврадии и Тракезии, и всех людей в тех краях, полна насилия и борьбы за независимость, она началась еще в те времена, когда многие из них были язычниками Сарантийской империи, когда Сарантий правил миром.
Сарантий пал. Герцог помнил, как пришло известие, двадцать пять лет назад. Ощущение конца света. Этот город теперь назвали Ашариасом, и человек, который правит там, среди садов, где молчание возведено в закон, нарушение которого карается удушением (герцог часто сам втайне мечтал об этом), хочет править всем миром. Османы и их намерения вызывали большую озабоченность всех шпионов Серессы.
— Надеюсь, меня не разоблачат, — сказала женщина, улыбаясь мужчине, женой которого она будет считаться (и с кем будет проводить ночи, подумал герцог). Она повернулась к герцогу, сидящему во главе стола. — Для меня большая честь, что Совет мне доверяет.
Может быть, она слишком уверена в себе? Интересно, сколько ей лет? Наверное, это есть в его записях.
— В наши намерения входит оказать вам эту честь, — мрачно ответил он. — Мы доверяем вам обоим. Вы соберете свои вещи и приведете в порядок дела, которые в этом нуждаются. Вас познакомят с шифрами и связными, синьора. Доктору нужно только собрать свои медицинские инструменты и попрощаться. Корабль из Дубравы, который доставит вас туда, стоит на якоре возле Арсенала. Он принадлежит одному семейству купцов. Один из их сыновей встретит вас на борту и будет сопровождать, мы об этом договорились. Они хотят отплыть побыстрее. Ждут только вас, я думаю, и, возможно, еще одного пассажира. Сейчас вы можете идти, примите благодарность Совета. Да прольет Джад свой свет на вас обоих. Вы не пожалеете, что согласились на это ради республики.
Доктор сдержанно поклонился. Невысокий, худой мужчина, редеющие волосы, вид суровый для сравнительно молодого человека. Женщина присела на мраморном полу с грацией, выдающей ее высокое происхождение.
«Интересно, — вдруг подумал герцог, — кто был отцом ее ребенка?».
Он понимал, что не может с уверенностью утверждать, что они не пожалеют. Жизнь не позволяла этого сделать. Но так необходимо говорить людям, с годами он в этом убедился.
Он устал, но не мог дать другим это заметить. Только не за этим столом. Ему тоже могут грозить неприятности. Он увидел, как личный помощник у дальней двери сделал знакомый ему жест. Наконец-то.
Герцог снова надел очки и переложил лежащие перед ним бумаги. Кажется, их ждет еще одно дело сегодня ночью. Тот человек пришел — или его заставили прийти. Он не знал точно, как это случилось. В данном случае это имеет значение. Здесь может потребоваться деликатность. Он думал о том, как ему тактично повести этот разговор, как хитро направить мысли следующего посетителя в нужное русло.
— Как ваши стражники осмелились напасть на меня! Это позор! Синьоры, я свободный и честный гражданин республики!
В какой-то момент, во время слишком быстрого марша к дворцу правителя, Перо решил, что он все еще в гневе, что он прямо в ярости, и не собирался показывать свой страх. Немного помогло то, что стражники не обращались с ним грубо. Они даже позволили ему остановиться и подобрать на мосту свой альбом с рисунками.
Это хорошо, не так ли?
— Осторожно, — сказал он. — Там, впереди, бочка.
Они несли факелы и не нуждались в предупреждении. Никто не ответил, но двое из них поставили бочку на прежнее место. Значит, кто-то знал о слепом нищем.
Перо понятия не имел, что делать с этой догадкой. Он был сбит с толку, и, если честно, он все-таки боялся. Нужно быть сумасшедшим, как отшельник в горах, чтобы не чувствовать страха. Совет Двенадцати мог арестовать любого человека вот так, ночью, и не было никакой гарантии, что знакомые ему или любящие его люди увидят его снова.
Никто из живущих людей его не любит, подумал он. Но, может, кто-то из его друзей, из тех, кто, как он надеялся, видел, как его увели, утром начнет задавать вопросы?
Почти наверняка не начнут. Серессцы, особенно бедняки, может быть, особенно бедные художники, убедились, иногда болезненным способом, что Совет Двенадцати не любит, когда ему задают вопросы или обсуждают его действия.
Сересса — формально свободная, чрезвычайно богатая, культурная, могущественная республика. О богатстве и культуре серессцев свидетельствуют их здания, площади, памятники, непрерывная деятельность возле порта и в Арсенале, где строят корабли. Они свободны от тирании короля или князя. Они избирают своих правителей (ну, самые богатые из них избирают самих себя в правители). Купцы здесь обладают статусом, которого не имеют больше нигде в мире. В Серессе легче возвыситься и приобрести влияние, несмотря на низкое происхождение, чем где бы то ни было.
Тем не менее это также таинственный, опасный, пугающий город. И дело не только в масках во время карнавала или в тумане, клубящемся вокруг. Нельзя подойти к дворцу герцога весенним утром и осведомиться о местонахождении друга-художника, которого — по неизвестной причине — увели ночью стражники.
