Его спросили, почему он остался в живых. Почему уцелел.
Он ответил, так, как посоветовал ему тот старый, бородатый неверный: что его послали обратно ближе к концу закончившегося катастрофой сражения, чтобы армия калифа и их высокочтимый сердар узнали, что они наткнулись на ненавистного мятежника Скандира, а не на каких-то жалких бандитов.
— Но почему именно тебя? Почему не кавалериста на собственном коне?
Следующий вопрос, он его предвидел. Сердар к тому моменту встал, уже охваченный яростью, и подошел вплотную к Дамазу. У командира на поясе висел меч.
И Дамаз сказал, что был самым молодым из пятидесяти человек, и ему кажется, что их командир выбрал его именно поэтому.
— Итак, если ты уехал, ты не знаешь, потерпели ли мы поражение.
— Не знаю, командир. Но… но могу сказать, что нас оставалась всего горстка к тому моменту, когда я получил приказ вернуться и доложить вам.
— Ты не просто сбежал? Как трус?
Дамаз, стоя на коленях, поднял глаза.
— Убейте меня, уважаемый сердар, если вы так думаете. Я здесь, потому что меня отправили с докладом. Я подчинился отданному мне приказу. И у меня только одно желание: убивать джадитов, больше, чем когда-либо, во имя калифа и Ашара, и ради мести за моих погибших спутников.
Прошло долгое мгновение, под непрекращающимся дождем, превращающим землю, на которой стоял на коленях Дамаз, в густую, холодную грязь, потом его командир кивнул.
— Ты бы не вернулся обратно, если бы сбежал. Ты должен был знать, что я прочту это на твоем лице. Ты молодец, Джанни. Нам нужны эти сведения.
— Мы погонимся за ними? — спросил Дамаз. Дождь бил его по лицу каждый раз, когда он смотрел вверх, и заставлял моргать.
Сердар покачал головой.
— Они уже давно ушли оттуда, и мы не знаем куда. Наши враги находятся к северу от нас. Мы страшно отомстим им там. Найди себе что-нибудь поесть. Добро пожаловать обратно, ты будешь участвовать в нашей мести, какой бы она ни была.
Дамаз, позже, за едой со своими спутниками, дал себе клятву, что кто-то из неверных ответит за то, что ему пришлось солгать ради спасения жизни, — и увидеть, как легко ему удалась эта ложь.
Когда он уснул, — а он уснул, измученный, — ему приснилась его сестра, которая нежно говорила с ним, и он проснулся среди ночи, громко ругаясь, в отчаянии. Кто-то с рычанием бросил в него сапогом, и он замолчал во мраке палатки, прислушиваясь к дождю. Трудно представить себе время без войны. Это написал один сарантийский философ во времена правления Валерия Второго, почти тысячу лет назад. И привел примеры, от древности до своего времени.
Конфликт между верованиями был лишь одной из причин, писал он, хоть и прибавил, что это одна из самых важных причин. Иногда, заметил он, религия может маскировать амбиции короля, императора, даже Святейшего Патриарха, который хочет совершить нечто такое, чтобы его имя звенело в веках, как колокола святилища.
В других случаях, прибавил он, религиозный пыл чистых сердцем бывает настоящим, сильным. Он собирает армии на яростную борьбу с неверующими. В таких конфликтах люди способны совершать ужасные деяния. И совершают.
Необходимо также заметить, что, несмотря на все благочестие людей, идущих на войну или посылающих других на далекие поля сражений (или молящихся за мужей и сыновей, отправленных туда), они не в силах управлять погодой.
Бывали случаи, когда некоторые считали, что им это под силу. В годы, о которых сохранились хроники, считалось, будто женщины Сеньяна умеют колдовать. Что они, в частности, обладают умением вызывать ветер у своего дома, и этот ветер уничтожает вражеские корабли и людей в бурном море, в то время как сеньянцы, искусно управляющие своими маленькими суденышками, могут по мелководью уплыть в безопасную гавань.
Мудрые правители любой веры считали предусмотрительным советоваться с теми, кто утверждал, что умеет читать будущее по звездам и лунам, пусть даже религиозные наставники называли это ересью. Конечно, они также просили этих религиозных наставников возносить молитвы о предотвращении бурь, засухи, сильных дождей, землетрясений, наводнений.
Человек делает все, что может, когда ставки в игре высоки — как в тот раз, когда армия калифа Гурчу отправилась в поход из Ашариаса и его западных гарнизонов на осаду великой крепости императора джадитов на северо-западе.
Обе стороны так поступали. Свечи горели в городах, поселках и деревнях. Составлялись карты неба и лун. Рассматривали кости лопаток животных. Вызывали духи мертвых. В прошлом, в некоторых местах, в такие моменты, как этот, приносили жертвы. Та деревня, где Раска Трипон по прозвищу Скандир ночевал вместе с караваном купцов, находилась неподалеку от места для подобных ритуалов далекой древности.
Утверждали, будто такие молитвы и обряды как-то влияют на небеса. Нам необходимо убеждать себя, что мы не полностью зависим от милости вселенной.
В ту конкретную весну в Саврадии непрерывно лили дожди — какое-то время, а затем они прекратились. Солнце сияло, день за днем. Дороги на севере и на западе начали просыхать.
Было исключительно трудно определить, произошла ли эта перемена погоды достаточно рано, чтобы позволить большой армии калифа добраться до Воберга вовремя и успешно атаковать его. Люди с обеих сторон, участвовавшие в той войне, рассудили, что это весьма вероятно.
Жизни продолжаются или заканчиваются, империи движутся вперед или нить их судеб перерезают ножницы — и это зависит от того, идет дождь или нет.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 18
Немного позднее, той же весной, граф Эриджо Валери из Милазии прибыл в Дубраву на борту торгового корабля. Он приплыл, чтобы встретиться лицом к лицу со своей заблудшей дочерью и доставить ее, принудительно, если потребуется, обратно в обитель неподалеку от Серессы, где, как он уже давно принял мудрое решение, она проживет остаток своей опозоренной жизни.
Но он потерпел неудачу.
Граф был наездником и охотником, он разводил и обучал собак и ястребов. Он не любил море. Пока они плыли, его настроение портилось все больше. Он также терпеть не мог купцов, кислый привкус коммерции и ее новых представителей, а в Дубраве только такие люди и жили. У аристократа с его происхождением эта помешанная на коммерции республика на другом берегу моря никогда не вызывала желания ее посетить, и он никогда здесь не бывал. У него никогда не было причин приезжать сюда.
Еще хуже то, что он узнал о недопустимом поведении Леоноры только потому, что эти жадные торговцы прислали ему требование компенсировать тот выкуп, который они заплатили пиратам, чтобы спасти его дочь от плена в море. Они не потрудились объяснить, что эта девушка делала в море!
Было бы лучше, гораздо лучше, если бы ее увезли эти разбойники и делали с ней все, что им угодно, а потом убили, думал Эриджо Валери. Он собирался сказать это ей и их правителю, или кого там Дубрава пошлет к нему, чтобы повторить их достойное презрения требование. В сложившихся обстоятельствах позор семейства Валери — его позор — был огромным, чудовищным, и о нем знал весь свет.
