– Да-да, совершенно с тобой согласна, но…
– Посмотрите, что происходит в мире! – продолжала она вещать. – Катаклизмы, подавление гласности при помощи карательной психиатрии ведут к хаосу, а в дальнейшем способны привести к вымиранию мировых наций!
– Послушай. – Я подняла руку, чтобы остановить поток ее слов, но она шлепнула меня по ней и продолжала:
– Кто определяет уровень состояния здоровья ваших пациентов, по каким критериям? Неужели вы думаете, что, привязав к кровати человека, вы заставите молчать вселенную?
Ее голос звучал все более патетически.
– Вы должны смотреть шире на их проявления. Вы должны понимать, что нет стандартов поведения у Бога, для него все дети имеют право творить и выражать себя по-разному.
Мне ничего не оставалось, как ждать, пока она выдохнется и закончит свое выступление.
– Психиатры придумали шизофрению, – продолжала больная, – только для того, чтобы не видеть и не слышать высший разум, который несет в себе бессмертие и высшие духовные ценности. Гораздо легче сказать одаренному, что он сумасшедший, и не признавать свою несостоятельность. Люди привыкли ставить на первое место материальные ценности, а что происходит в душе, неважно! Лишь бы успеть заработать на хлеб с маслом. Так происходит в семье, в обществе, в России и во всем мире. И очень жаль, что современного человека, наделенного высокоразвитым сознанием, превращают в подопытного кролика, на котором испытывают различные сильнодействующие лекарства, ввергающие организм в зависимость от них.
Наконец она остановилась. Нужно перевести разговор на какую-нибудь другую тему, а то снова примется разглагольствовать о вселенском разуме.
– Тебя как зовут? – спросила я.
– Елизавета.
– Как английскую королеву.
– Я и есть английская королева. Сейчас я представлю тебя королю.
Очень кстати, подумала я, мне уже давно пора в мужское отделение.
Мы вышли из палаты в коридор. На сестринском посту никого не было. Очень интересно, где же медсестра обретается? А если больному требуется помощь?
– Где же здесь медсестра? – спросила я Елизавету.
– Спит, – кратко ответила она и вполголоса запела: – Спят усталые игрушки…
Я подхватила:
– Книжки спят…
Так с песней мы поднялись на второй этаж, где находилось мужское отделение.
Миновав коридор, мы вошли в большую палату. На кровати, стоявшей почти у самой двери, метался привязанный к ней мужчина. Он явно находился в состоянии сильнейшего возбуждения и отчаянно рвался, пытаясь освободиться от фиксаторов.
– Спрячьте меня, спрячьте! – Его выпученные глаза смотрели на нас с невыразимой тоской и надеждой. – Спрячьте же, спрячьте скорее, пока они снова не пришли за мной!
– Кто они? – осведомился я.
– Как кто? Инопланетяне! Они опять похитят меня, опыты делать будут! Помогите, помогите, пожалуйста!
– А что, они уже похищали вас?
– Конечно! Незадолго перед поступлением сюда! Тарелка ихняя зависла, туман напустила, затем двое гоминоидов вышли – серебристые такие, в чешуе, глаза по чайнику, хвать, и утащили меня на корабель ихний. А потом как давай лазером всего светить, в глаза мигать, колоть чем-то, что-то сбоку отрезали, вон даже шрам остался; электрод японский в извилины впаяли!
– Какой ужас! – искренне посочувствовала я.
– Куда там! Еле живой спасся. Только отпустили – я сразу «Скорую» вызывать. Электрод-то остался, сигналы шлет непонятные, мне и не разобрать толком. Эта, как его, операцию делать надо, а то и взорваться может!
– Ну, надо так надо. Сделаем, какие проблемы!
– Да хрен с ней, с операцией: они меня уже здесь выследили, гоминоиды эти. Прибор у них есть такой: мысли ворует, желания. Поступками управляют.
– Страшное дело!
– Так я же и говорю. Пришельцы у меня в первый же день душу выкрали, только сегодня утром и вернули. Они ж из меня биоробота делали. Вон, вон, гады, сигналы посылают! – Он с ненавистью уставился в потолок.
Я машинально тоже посмотрела вверх.
– А вы знаете, я сейчас не вижу никакого НЛО, – сказала я.
– Да-а?
– Точно говорю, никакой тарелки нет. Она улетела!
– Ну, вот и хорошо, – сказал мужчина.
Кажется, он успокоился.
Я подумала, что Яковлева вряд ли содержат в общей палате.
– Скажи, Елизавета, а кто у вас лежит в отдельной палате?
– Так король же лежит!
– Веди меня к нему.
Отдельная палата была гораздо меньше общей. Я вошла в нее и увидела Вячеслава. Конечно, это был он, исхудавший, с лихорадочным блеском в глазах, но, несомненно, он. Я хорошо запомнила его фотографию в стоматологии «Ультра Дент».
– Вячеслав Афанасьевич, – начала я.
– Это король! – вмешалась Елизавета.
– Подожди, не мешай, – одернула я ее.
Елизавета прищурилась и как-то нехорошо посмотрела на меня.
– Простите… ваше величество, – исправилась я. – Позвольте мне поговорить… получить аудиенцию у… короля.
Елизавета величественно кивнула и вышла из палаты.
– Кто ты? – слабым голосом спросил Яковлев.
– Скажите, как давно вы здесь находитесь?
– Не знаю… не помню.
– А Мирославу Позднякову помните?
– Нет… Кто… это…
С ним все понятно. В таком состоянии действительно затруднительно, мягко говоря, провернуть всю операцию по виртуальному ограблению и обналичиванию денег.
Я вышла из палаты. В коридоре мелкими семенящими шажками прохаживалась Елизавета.
– Теперь я покажу тебе наши истории болезни, – тоном, не терпящим возражения, сказала она. – Следуй за мной.
Очень кстати, подумала я, надо все-таки точно установить, когда сюда поступил Яковлев.
Мы вошли в небольшую комнатку, всю обстановку которой составляли два шкафа, письменный стол и стул. Я раскрыла дверцы одного из шкафов, вытащила стопку карточек, положила ее на стол и начала их перекладывать. Больной Михайленков, больной Скоробогатов… Это все не то… Поехали дальше. Больной Растороцкий… Ага, нашла: «История болезни Яковлева Вячеслава Афанасьевича». Я перелистала несколько страниц. Мне не все было понятно, особенно медицинские термины. На одной странице я прочитала, что у больного имеются «слуховые вербальные императивные псевдогаллюцинации», он жалуется, что в голове «звучат голоса», которые «приказывают, управляют, говорят ужасные вещи». Наконец, следовало заключение, что «данное состояние можно трактовать как галлюцинаторно-параноидный синдром»…
