Утренние люди, встречая его на улице, оглядывались, безошибочно узнавая в нем человека ночи. Мимо проехал трамвай.
Поднявшись к себе в мансарду, он сразу понял, что Тереза вставала. Уж не легла ли она впопыхах лишь тогда, когда услышала на лестнице его шаги?
И выглядела она как-то иначе, чем раньше. Казалась посвежевшей — подпудрила лицо, конфетно-розовым цветом подрумянила щеки, заново подкрасила тонкие губы. Теперь она сидела на кровати, подложив под спину подушку.
Она улыбалась ему бледной благодарной улыбкой, а он уже все понял. Поставил кофе и круассаны на стул так, чтобы она могла дотянуться.
— Ты добрый, — вздохнула она.
Добрым он не был. Она следила за ним глазами. Оба думали об одном и том же. Ей было страшно. Он выдвинул ящик ночного столика, но, как и ожидал, ампулы не обнаружил. Шприц лежал там, еще влажный.
Скроив умоляющую рожицу, она пролепетала:
— Не надо на меня сердиться…
Он не сердился. Даже не сердился на нее. А через минуту-другую, пока она пила кофе, он и пустую ампулу углядел, она поблескивала на скате кровли чуть ниже слухового окна.
9
Уехать из Ниццы оказалось так же просто, как ранее из Парижа. Без внутренней борьбы: можно сказать, что и здесь снова не было нужды принимать решение.
Около десяти часов господин Монд бесшумно закрыл за собой дверь, спустившись на четыре этажа вниз, постучался в номер Жюли. Барабанить пришлось несколько раз. Наконец сонный голос раздраженно спросил:
— Кто там?
— Это я.
Он слышал, как она, спрыгнув с кровати босиком, побежала открывать. Потом, даже не взглянув на него, с полузакрытыми глазами бросилась обратно, в тепло своей постели. Уже почти сквозь сон — по лицу было видно, каких усилий ей стоит не погрузиться в него снова, — спросила:
— Чего ты хочешь?
— Было бы хорошо, если бы ты немного побыла там, наверху. Мне необходимо выйти…
И Жюли, почти уже спящая, любезно пробормотала:
— Подожди минутку…
Он понимал, что сейчас впервые проник в ее интимный мирок, полный крепких вульгарных запахов. От постели так и несло жаром. Белье, как обычно, скомканное, валялось на коврике.
— Налей мне стакан воды…
Тот же стакан, где была зубная щетка, но ей на это наплевать. Вставая, она спросила протяжным, как во сне, голосом:
— Плохи дела?
— Да нет. Она спит. Но все же думаю, что лучше не оставлять ее одну.
— Как тебе угодно. Мне необходимо одеться?
— Не имеет значения.
Она не стала надевать ни чулок, ни панталон, никакого нижнего белья. Только куцее шерстяное платьице на голое тело да туфли на высоких каблуках на босу ногу, тем и ограничилась. Зато, склонясь над зеркальцем, напудрила лицо, чтобы не блестело, и чуток подмалевала губы. На скорую руку расчесала спутанные волосы.
— Сказать ей что-нибудь, если проснется?
— Скажи, что я вернусь.
Она, послушная и ленивая, потопала вверх по лестнице, а он сошел вниз, в закусочную, где хозяин корпел над счетами. В то утро он сбросил свой привычный невзрачный костюм человека ночи, а надел тот, не в пример более элегантный — фланелевые брюки, пиджак в клетку, — что Жюли заставила его купить еще в первый день.
Он попросил соединить его с Парижем и в ожидании звонка зашел в закусочную, где ее хозяин считал выручку.
— Вы уезжаете?
Тому, как и Жюли, это представлялось очевидным.
Телефонный разговор вышел долгим. Доктор Букар на другом конце провода непрерывно ахал и восклицал. Господин Монд, понимая, насколько тот ошарашен, несколько раз повторил ему каждое из своих распоряжений.
Потом он отправился в магазин, где купил костюм, который был на нем. Там он подыскал себе другой, построже, более в стиле «мсье Монд», и заручился обещанием, что его еще до вечера подгонят по фигуре.
Вернувшись в гостиницу, он застал обеих женщин по-свойски сидящими рядышком на одной кровати. При его появлении они разом замолчали. Смешно, но во взгляде Жюли теперь сквозило что-то вроде почтения, если не покорности.
— Я должна одеться? — чуть ли не весело осведомилась Тереза.
И прибавила, капризно надув губки:
— Почему бы нам не позавтракать втроем?
Сейчас это его уже ни к чему не обязывало. Он шел навстречу всем их фантазиям, включая выбор довольно шикарного ресторана, где обед слишком смахивал на пир. Временами он читал в глазах Терезы нарастающую тревогу, ее лицо нервически подергивалось. Наконец она спросила, не сдержав дрожи:
— У тебя есть?..
У него был. В кармане. Зайдя в кафе, он протянул ей ампулу; она, прекрасно зная, как распорядиться тем, что зажала в кулаке, тотчас схватила сумочку и устремилась к раковинам туалетной комнаты.
Жюли проводила ее глазами и произнесла убежденно:
— Она везучая.
— Гм!
— Знал бы ты, как она счастлива! Все, что она сегодня утром успела мне про тебя рассказать, это же…
Он не улыбнулся, не нахмурился. В гостинице «У папаши Жерли» его ожидал телеграфный перевод от доктора Букара. Снова оставив женщин вдвоем, он сходил к портному, затем на вокзал — забронировать места. Поезд отправлялся в восемь. Жюли на вокзале не знала, смеяться или плакать.
— Ну и странно же все это на меня действует! — говорила она. — Ты будешь меня иногда вспоминать?
Когда поезд отошел от перрона, господин Монд и Тереза поужинали в вагоне-ресторане, потом отправились в свое купе.
— Ты дашь мне сегодня на вечер еще одну, а?
Он вышел в коридор, чтобы не видеть этого ее жеста, который и без того представлял слишком ясно, — четкого, скупого, едва ли не профессионального жеста руки, вонзающей иглу в бедро. Он по-прежнему не доверял ей и потому предложил устроиться на верхней полке. Сам он уснул с трудом, спал плохо, с частыми внезапными пробуждениями.
Он был очень собран, голова работала отменно. Он все продумал, все предусмотрел. Перед отъездом даже предупредил полицейского инспектора, что увозит Терезу в Париж.
На следующее утро их ждал другой город, другой перрон. Доктор Букар махал рукой, стоя у края платформы.
Господин Монд и Тереза зашагали вдоль состава, их толкали, пассажиров прибыло много. Она не осмеливалась взять его под руку. Увидев, что кто-то пришел их встречать, она насторожилась.
— Я на минуту отойду, можно?
Переговариваясь с доктором, который был не в силах скрыть изумления, он краем глаза наблюдал за ней.
— Иди сюда, Тереза. Познакомься, это господин Букар, врач, один из моих хороших друзей.