Он не хотел больше ни минуты оставаться в купе. Не подумал даже о том, чтобы закрыть окно. Вышел, прошел по коридору, потом юркнул в междувагонную гармошку, где его прохватил холодный сквозняк, а на дверных петлях сверкали ледяные жемчужинки.
Так он прошагал насквозь весь состав, остановился только перед дверью багажного вагона. Тут-то до него дошло: «Я же забыл закрыть окно! В Компьене железнодорожники могут это заметить, проходя по платформе…»
Войти в одно из купе с задернутыми шторами он не осмелился. Заперся в туалете, где свет был очень яркий, — он тщетно пытался найти способ его как-нибудь пригасить. Там не было переключателя. Зато зеркало имелось, он волей-неволей все время смотрелся в него.
«Я забыл задернуть шторы… Я забыл задернуть шторы… Я забыл…»
Других мыслей не было. А эти стучали в голове в такт ритмичному перестуку колес.
«В Компьене кто-то может… В Компьене кто-то может…»
Он захлопнул откидную крышку унитаза, сел на нее, скрестив ноги, и откинулся назад, прислонившись спиной к перегородке.
Когда поезд остановился в Компьене, он вздрогнул — оказалось, задремал. Услышал топот бегущих ног. Раздавались крики. Но он твердо решил не трогаться с места. У него на это не было сил. Его клонило в сон. И лихорадило. Поезд тронулся снова.
«В Компьене кто-то может…»
Это больше не в счет. Компьень остался позади. Еще час — и Париж.
У него не было никакого плана. Он и не пытался ничего планировать. Ему нужно было только одно: лечь и уснуть.
«В Компьене кто-то может…»
Что за бред! Больше нет смысла думать об этом. У него все получится. Уже получилось. Поезд, наверное, достиг ближних пригородов.
Огромным усилием воли заставив себя выйти из туалета, он и вправду увидел, что поля кончаются, мимо поплыли четырех-, пятиэтажные дома, в некоторых окнах загорался свет: это рабочие, должно быть, вставали так рано.
Коридор был пуст. Проводник прошел мимо, не взглянув на него. Эли прислонился лбом к стеклу, но оно было таким холодным, что в голове словно что-то смерзалось, — пришлось отстраниться.
«В Компьене кто-то может…»
Дверь туалета толкнула Эли в спину — кто-то туда зашел. Послышался шум льющейся воды. Какая-то женщина подергала за ручку двери, хотя там было слово «занято».
Поезд проходил под мостами. За окном по мокрой мостовой ехал освещенный трамвай. Здесь тоже больше не было снега.
Состав замедлил ход. За спиной Эли пристроилась крестьянка, нагруженная чемоданами.
Шум усилился — вот и Гар-дю-Нор. Поезд подкатил к платформе. Эли открыл дверь еще на ходу, помедлил в колебании секунду-другую, а женщина у него за спиной пробормотала:
— Осторожнее…
Он спрыгнул. Не первым — какой-то пассажир с чемоданом уже бежал к выходу. Служитель взял у него билет, не сказав ни слова. Эли торопливо оглянулся. Рядом с его поездом стоял другой, в него уже входили люди. На щите он прочитал: «Намюр, Льеж, Кельн, Берлин».
На него никто не смотрел.
Он не размышлял. Просто бросился туда со всех ног. Поезд уже трогался с места, пока что короткими рывками. Он вскочил на подножку, вбежал в вагон третьего класса, там две женщины пили кофе из термоса.
Одно сиденье было свободно целиком. Он растянулся на нем, завернувшись в свое пальто из верблюжьей шерсти. А когда проснулся, уже совсем рассвело. Проводник тряс его за плечо:
— Ваш билет, пожалуйста.
Две женщины, обе в трауре, смотрели на него усмехаясь. Билет? Он растерялся, не сразу сообразил, что сказать. Потом вспомнил, как кассир в Брюсселе спросил у него: «Обратный?»
Он порылся в карманах. Рука наткнулась на пачки купюр. На самом дне он нащупал картонный прямоугольник. Контролер посмотрел на него, потом на пассажира:
— Это же в первый класс, — сказал он.
Ну разумеется. Эли ответил извиняющейся улыбкой. Две женщины поняли наконец, почему на этом типе такое дорогое пальто.
— Третий вагон от головы состава, — объяснил контролер. — Здесь вам придется выйти из вагона, чтобы пройти таможню, а первый класс таможенники посещают сами.
Ему хотелось пить. Шея одеревенела. Похоже, застудил. Он снова отправился в путь по вагонам. За окнами он видел заснеженные пустынные пространства, только то тут, то там мелькал низенький домик, из трубы поднимался дым.
С каждым вздохом он глотал новую порцию гуляющих по составу ледяных сквозняков. Вагон первого класса был абсолютно пуст. И, освещенный максимально приглушенным светом, выглядел довольно зловеще.
Который час? Далеко ли до границы?
«В Компьене кто-то может….»
Ему требовалось попить. Чего бы это ни стоило. Он устремился в туалет. На дне фаянсовой раковины чернели жирные разводы. Он повернул вправо маленький кран, хлынула струя кипятка. Крутанул краник влево — потекла теплая, мутноватая водица, он зачерпнул ее ладонью, жадно припал губами. Вода отдавала поездом и лихорадкой.
Состав остановился. Эли торопливо вышел из туалета, боясь, что его там застанут, и столкнулся с мужчиной в сером пальто.
— Вы из этого вагона?
— Да.
— Паспорт, удостоверение личности… Так. Отлично. Ничего подлежащего декларации? Есть ценные предметы, украшения, недавно купленные предметы?
— Ничего.
Он засыпал стоя. Чувствовал себя грязным. Его носовой платок превратился в маленький влажный комочек.
Мелькали за окнами станции. Жемон… Эркелин… Дома из красного кирпича… Окна с белыми занавесками и медными вазонами на подоконниках. Кабачок… «Кафе у вокзала»… Униформы цвета хаки вместо голубых…
Вот появилась и Мёза с вереницами кораблей, которые подтаскивали к шлюзам гудящие до изнеможения буксиры.
Открылась дверь. Молодой человек в темной униформе спросил:
— Завтрак? Обслуживание начнется сразу после Намюра.
— Благодарю.
На всякий случай Эли взял предложенный ему красный талончик в вагон-ресторан, но сошел с поезда уже в Намюре. Счет времени он потерял. Над вокзальной платформой огромные сине-зеленые фаянсовые часы показывали одиннадцать; их стрелки казались нарисованными китайской тушью.
— В котором часу поезд на Брюссель?
— В двенадцать минут первого.
У него не хватило смелости выйти за пределы вокзала. Он прошел в зал ожидания для пассажиров третьего класса, благо их там уже не было. Люди проходили здесь с мокрыми зонтиками, вода с них стекала на пол, оставив пятна сырости; лакированные скамейки запотели и тоже были влажны.
За стеклянной дверью пробегали официанты в белых передниках, разнося по столам подносы с блюдами.
