— Вы не представляете, насколько очаровательна эта ваша мужественная непреклонность! — щедро плеснула мёдом эгейка в лопоухие уши.
— Да? — растерялся здоровяк.
— О, да! Конечно же! Ведь таких героев, как вы, уже почти не осталось. Рыцари без страха и упрёка живы только в легендах. И какое же счастье встретить такого во плоти! — Кошка скользнула шёлковым загривком по мощному плечу оторопевшего силача. Нет, не он. Разве эта слонятина могла бы додуматься до таких удивительных песен? И они звучали точно не на немецком….
— Эээ… Ааа… Что? — Гигант представлял собою жалкое зрелище.
— Вы — мой рыцарь. Неужели забыли об этом? — усилила давление Афина. — Должна же я как-то вознаградить вас за вашу преданность!
Кот затрясся мелкой дрожью, оттолкнул назойливую соблазнительницу, не глядя на неё, и она отлетела на несколько шагов. Чугунная лапа угодила по рёбрам, и у неё сбилось дыхание. Гатос ре, какой же он сильный…
— Вы… что это?
— Прошу меня извинить! Но… Такое недопустимо. Между нами. Нет, ни в коем случае!
— Но почему? Что мешает вам ответить на мою искренность?
Афина присела рядом с Элефантом и крепко вдохнула его запах. Сильный, уверенный, чистый… От него даже начинала кружиться голова… Или все-таки он? И голос у него низкий, глубокий, как печная труба.
Кот помялся и начал сбивчиво рассказывать. Эта история приключилась давно. Элефант тогда жил на севере, в городе Гамбурге — слышали про такой? Афина пробормотала про большой порт, и он оживлённо закивал крупной башкой, да, порт, именно там всё и происходило. Причалил большой паром, и на нём была очаровательная ангорка. Элефант уже тогда дал зарок — держать сердце на замке. Но она была так настойчива, так ластилась, так мурлыкала, что он не выдержал и всё-таки поддался. Даже начал строить планы… А они разлетелись вдребезги. Как? О, в один миг!
Эта ангорка была из чистопородных. С дипломами и медалями. В Гамбург приплыла завоёвывать очередные на выставке. А её «двуногий»… выследил парочку. Не стал этот тип вести разговоры или просто отпугивать кота. Нет, он оглушил Элефанта ударом по голове, а затем взял за шкирку и выбросил в канал. Тут бы и настал ему конец.
Но не все «двуногие» подлецы! «Двуногий» по имени Генрих кинулся в мутную воду. Она была холодной и опасной, но это был очень смелый «двуногий». Он вытащил Элефанта на берег, а затем догнал мерзавца и разодрал ему всю рожу в клочья! Тот тощий крысёныш только жалобно скулил и не смел сопротивляться. Вы спросите, при чём тут кошка?
А она спокойно взирала на происходящее. Сидела на бочке и вылизывала лапки. Даже не шевельнулась, когда топили Элефанта и когда Генрих выдирал шерсть из её «двуногого». И не подошла к нему, когда тот валялся в позорной луже, еле живой и нуждающийся в помощи. Вот тогда-то Элефант и понял, какова женская сущность. Ну, и потом у него тоже бывали случаи убедиться в этом.
— Бедняга, какая душераздирающая история! — тихонько мяукнула Афина. — Теперь-то я понимаю вас гораздо лучше.
— Правда? — с надеждой произнёс страж трюма.
— От чистого сердца, — прошептала кошка. — Ваша исповедь раскрыла вас таким, какой вы есть на самом деле.
— А какой я? — боясь дышать, спросил Элефант.
— Вы… — медленно протянула Афина и слегка коснулась его своей шёрсткой. — А тот «двуногий», Генрих, какую цену он заплатил за ваше спасение? Ему аукнулась та драка?
— Ещё бы! На самом деле его крепко наказали. Цена для него оказалась высокой — его уволили тогда с судна. Дрянь, конечно, команда там была, но из-за моего спасения он остался без работы и без еды. А он ведь меня к себе забрал. Последним куском делился. Рыбу ловил в реке. Так мы с ним три месяца кормились, пока его не взяли на хорошую работу в порт. Это был лучший «двуногий»!
Афина потёрлась о котиное плечо и выстрелила в упор самым убойным своим взглядом:
— Ты такой же, как Генрих. Самый лучший, самый честный и самый надёжный. Я искала тебя всю жизнь!
Элефант, похоже, был готов грохнуться в обморок. Он мялся, мычал и неловко переступал с лапы на лапу.
— Пойдём в трюм! — жарко прошептала она. — Нам там никто не помешает.
— Да, да, конечно… — Элефант совершенно потерял голову и был согласен на любое предложение.
Афина внутренне уже праздновала победу. Ещё несколько секунд, и она сможет продолжить поиски обладателя волшебного голоса. Если будет нужно, перевернёт трюм, но наглец не вывернется из её когтей.
И в этот самый миг снизу как будто ударил гигантский молот. Чудовищный грохот оглушил «романтическую» парочку. Афина завопила что есть мочи — ей показалось, что корабль раскололся пополам.
Глава двадцать восьмая,
в которой на Ричи выплёскивается румынская грусть
Ричи рассматривал Лучиану и ощущал в ней энергию и напряжение. Стоять рядом с ней казалось опасным, все равно что стоять рядом со сжатой пружиной, которая может рвануть в любой момент. Она вся искрила, и это явно было не статическое электричество шерстки. Сила, энергия, огонь! Вот только не тот огонь, от которого можно согреться. Ох, нет! В её глазах он видел обиду и боль, перекрученные между собой так, что уже и не отделить их от характера самой кошки.
Его опыт котектива подсказывал, что именно такое сочетание может быть весьма опасным. Нет ничего сильнее, чем любовь и обида. Кто-то скажет, что ненависть сильнее, но Ричи с этим не согласился бы. Что такое ненависть — лишь вывернутая наизнанку любовь. А вот обида… её глубины вряд ли кто-то возьмётся исследовать. Маньяки, психопаты, безумцы — все они так или иначе обижены. Ну, или влюблены, хотя давно уже никто не совершает преступлений из-за любви. Эпоха криминальных романтиков давным-давно прошла.
В своем мысленном органайзере Ричи пометил Лучиану основной подозреваемой. Поставил мышечку в особом квадратике (галочек он не любил). Гибкая и сильная кошка совершенно точно могла совершить кражу — он видел, как она ловко прыгнула в иллюминатор из каюты Галкина.
И, что куда более важно, могла иметь мотив. Ведь специфика преступления на корабле предполагала страсть, чувство, но никакого логически считываемого корыстного умысла или очевидной наживы. Месть, ревность, злоба — всё это было присуще страстной кошке. Распутывая клубок этого дела, явно стоит прислушиваться не к одному только разуму, здесь очень силен эмоциональный мотив, и только Лучиана обладала данными совершить это преступление.
Котектив специально опросил других подозреваемых перед ней и сейчас чувствовал, что не ошибся. На контрасте с остальными все достоинства румынки — а в случае расследования они превращались в подозрительные черты — становились видны более отчётливо. В ней не было раздражающей меланхолии и заторможенности Рона. Опрашивая его, Ричи не всегда понимал, здесь ли этот кот душой и мыслями, в здравом ли уме. Расхристанный, часто с блуждающим взглядом, он производил впечатление даже не слюнтяя, а какой-то размазни. Флегматичный Элефант и тот по сравнению с ним был живым и интересующимся, но никак не укладывался в подозреваемые — слишком был грузным для прыжка в иллюминатор.
