Они расположатся перед его величеством в несколько рядов, причем на этот раз их освободят от выполнения обязательного ритуала коутоу — опуститься на колени и замереть, касаясь лбом пола. Император должен их рассмотреть в полный рост.
А после тех из них, на кого он обратит свой взор, ждет унизительная процедура осмотра. У избранницы монарха не может быть ни единого изъяна. Бедняжек разденут и проверят даже запах изо рта и под мышками. Осмотрят зубы, уши, пальцы, ногти, ничего не упустят. И, разумеется, все они должны быть девственницами. Выбором будущей императрицы руководила мать наследника. От ее воли и вкуса зависело счастье сотни красавиц, скучающих сейчас у ворот Запретного города.
Ланьхуа прислушивалась к болтовне девушек. Некоторые владелицы изящно украшенных повозок кичились знатностью, другие красотой, третьи заискивали, четвертые тосковали по родным, пятые тихо плакали от страха, усталости и одиночества.
Ланьхуа не желала ни с кем разговаривать. Она вспоминала просторы монгольской степи, ветер, напоенный ароматами трав, прогулки верхом. И еще юношу с золотистыми глазами по имени Жунлу. Если бы не выбор императора, возможно, они бы поженились. Мысли Ланьхуа уносились все дальше, и, наконец, она уснула, прислонившись головой к жесткой стенке повозки. В шаге от этого величественного дворца ей снились скромные покои отцовского дома, лица братьев и сестер и еще золотоглазый Жунлу, который скачет к ней в лучах восходящего солнца.
— Проснитесь, госпожа! Проснитесь! — услышала она сквозь сон.
В повозку заглядывал один из дворцовых евнухов. Бедняжкам принесли умыться и поесть — что ж, спасибо и на том. Вчера они уснули голодными, во всяком случае, те, кто, как Ланьхуа, не догадался взять хоть что-нибудь на ужин. Но прошло утро, успел забыться скудный завтрак, а ожидание все тянулось, как будто соперничало с этим надоедливым моросящим дождем.
Ланьхуа, кажется, задремала и проснулась, только когда волна напряжения захлестнула площадь, сообщая, что главное, ради чего они прибыли во дворец, вот-вот произойдет.
Ворота распахнулись, и главный евнух в богато расшитом платье склонился перед дамами в поклоне и пригласил их следовать во дворец. Девушки покинули повозки и в сопровождении дворцовых евнухов направились через двор к внутренним воротам, именуемым воротами Высшей гармонии. Путь к ним пролегал по одному из пяти мраморных мостов, перекинутых через Золотую реку — Нэйцзиньшуй. Мосты символизировали пять добродетелей.
Сердце Ланьхуа билось, как пойманная в силки птица. Она с трудом могла различить высокие ступени, темную позолоту тронного зала, замысловатую резьбу колонн. Единственное, что она видела, — возвышавшийся посреди залы трон. На трон поднялся юноша в золотых одеждах. Все существо Ланьхуа замерло, и все ее молитвы сейчас были об одном — чтобы он заметил ее среди сотен других девушек. Она изо всех сил старалась поймать его взгляд, запомниться, произвести впечатление.
Главный евнух упал на колени и что-то говорил императору, разворачивал перед ним свитки, но Ланьхуа ничего не замечала и не слышала — она не сводила глаз с того, кто должен был сегодня определить ее судьбу. И вот, о чудо, он медленно повернул голову, скользнул глазами по нескольким рядам претенденток и задержался на ней. Ланьхуа постаралась вложить в ответный взгляд весь пыл души, все свои надежды. Император отвернулся.
До чего же он тонок и слаб. Ланьхуа была разочарована. И все же от него зависит счастье каждого жителя Поднебесной. И ее, Ланьхуа, счастье тоже.
Церемония представления закончилась, и император, покинув трон, спустился, чтобы внимательнее рассмотреть претенденток.
Прибывшие во дворец девушки уже прошли строгий отбор придворных евнухов. Помимо происхождения, важную роль здесь играл характер каждой из них. Сейчас перед императором будущие наложницы должны были продемонстрировать любезность, обходительность и скромность. Вдобавок ко всему они должны были знать, как вести себя при дворе. Чтобы не отвлекать монарха своим нарядом, им было велено не надевать слишком яркую одежду: платье следовало выбирать простое, со скромной вышивкой по подолу.
А ведь обычно маньчжурскую одежду украшали от души. Богатой вышивкой отделывали не только ворот и манжеты, но и все платье. Туфли на деревянной платформе высотой четырнадцать сантиметров требовали безупречной осанки. На голове красавицы носили веерообразные прически, по виду нечто среднее между короной и сторожевой башней, с вплетенными в волосы драгоценными камнями и цветами, когда того требовал случай. Чтобы выдержать подобное украшение, требовалась крепкая шея.
Ланьхуа попыталась вложить в улыбку всю нежность, на которую только была способна, а взгляду придала восхищение и страсть.
Император неспешно двигался вдоль рядов, с тоской разглядывая первых красавиц Поднебесной. Вот он приблизился к Ланьхуа и чуть задержал на ней взгляд. Его величество Сяньфэн обнаружил симпатию к этой претендентке, и придворный евнух придержал анкету с ее персональными данными. Ланьхуа провела во дворце еще один день, прошла последнюю, самую тщательную проверку и вернулась домой.
На 26 июня 1852 года был назначен переезд Ланьхуа в ее новый дом.
Увы, мечта юной Орхидеи не сбылась: она не стала императрицей. Ее зачислили в наложницы и присвоили самую низшую категорию, шестую.
Ланьхуа была подавлена. Разве об этом она мечтала? Разве не отметил ее сам император?
Ах, как жаль, что выбор императрицы зависел не от него. Жену для сына выбрала его мать, а ей Ланьхуа не понравилась. Императрицей стала Чжен. Не первая красавица, зато покладистая, приветливая, умеющая управляться с большим числом слуг. А еще она была слишком худа, и Ланьхуа уже шепнули, что император за глаза называет супругу Тощим фениксом. Разумеется, сплетни, не стоит их и слушать.
Ланьхуа поселили в гареме — запертом для посторонних квартале внутри дворцового комплекса. Здесь не было той пышности, что в парадной части дворца, предназначенной для мужчин. Зато здесь цвели деревья и кусты и повсюду были разбиты клумбы с декоративными каменными горками. Гарем, с его щебетом птиц и цветочным благоуханием, был подобен райскому саду. В саду звучала музыка, и сотни красавиц изо дня в день ждали, когда же Сын неба обратит на них свой божественный взор. Иногда в ожидании проходила вся жизнь.
Императрица занимала целый дворец, а наложницам полагались отдельные домики. Их украшали расшитым шелком и обставляли резной мебелью, но любую демонстрацию личного вкуса обитательницы здесь считали излишней. Домик Ланьхуа ничем не отличался от тех, что занимали ее соседки.
Потекли дни, недели, месяцы — однообразные, заполненные ожиданием. Император ни разу не вспомнил о своей наложнице по имени Лань.
Ланьхуа часто бродила по садам гарема и видела престарелых наложниц покойного императора. Некоторые из них вошли во дворец совсем юными девушками, но так никогда и не видели своего повелителя. Они прожили пустую бессмысленную жизнь — ни детей, ни мужа, увяли, так и не познав цветения. Такая участь могла ожидать Ланьхуа.
